Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

В последние годы российским прыгунам в воду не слишком везло на Олимпиадах, но им по силам вернуться на былой уровень и завоёвывать до четырёх медалей на крупных турнирах. Таким мнением в интервью RT поделился вице-президент ФВВСР Глеб Гальперин. По его словам, на смену нынешним лидерам национальной команды в ближайшее время должны будут прийти талантливые юниоры. Двукратный призёр Игр в Пекине также рассказал, что давно ратовал за изменение системы отбора к главным соревнованиям, объяснил, почему не видит проблемы в раздельных тренировках спортсменов в синхроне, а также призвал не стесняться перенимать опыт у иностранных специалистов.

— Этот год дал российским прыгунам возможность выступить сразу в нескольких международных турнирах, включая Суперфинал кубка мира в Китае. Каковы общие впечатления?

— Ещё до того, как нас выпустили на международную арену я смотрел Олимпиаду, чемпионаты мира, отмечал для себя, в каких странах произошла смена поколений, какие появились новые имена. Например, на Кубке мира мне очень понравилась женская вышка. Если раньше на этом снаряде однозначно доминировал Китай, сейчас появились очень сильные молодые мексиканки, австралийки, итальянки, британки, плюс не было ещё прыгунов из Севернорй Корреи, а эта страна всегда способна преподнести сюрприз. Разумеется, я прикидывал, где мы можем оказаться, когда начнём соревноваться с сильнейшими.

— Думаю, на чемпионате мира в Сингапуре вполне можем побороться за три, а то и четыре медали. Прежде всего это все синхронные дисциплины, мужская и женская вышка. Парни на трамплине тоже могут дать бой, но здесь многое зависит от того, в какой форме будет Женя Кузнецов.

— Хотите сказать, что в Кузнецова вы верите больше, чем в Никиту Шлейхера?

— Шлейхер в хорошей форме, в хорошем возрасте, за него я беспокоюсь меньше. А вот Жене надо подойти к чемпионату мира в идеальных кондициях, тогда у них с Никитой будет реальный шанс на медаль. Не забывайте, что на чемпионате мира есть ещё такие виды, как микст, командная дисциплина, где тоже можно брать медали.

— Как следует относиться к намерению Александра Бондаря вернуться в команду и отбираться на мировое первенство?

— Я не уверен, что Саша будет восстанавливать программу целиком, чтобы выступать в индивидуальных прыжках. Речь, на мой взгляд, может идти только о командном турнире. Но туда ещё, как вы правильно заметили, нужно отобраться.

— В 2013-м, принимая решение о завершении карьеры, вы сказали мне в интервью: «Прыжки в воду - это моя профессия, которая, чего уж там скрывать, неплохо оплачивается. Наверное, я мог бы продолжать прыгать, ездить по второстепенным турнирам, зарабатывать этим деньги, но мне уже 27. Для человека, который прыгает с 10-метровой вышки, это почти предельный возраст». Сейчас же в нашей команде наблюдается некий переизбыток возрастных атлетов. Кузнецову 35, Бондарю 31, Юлии Тимошининой 27. Понимаю, что любой из них на классе и опыте способен неплохо выступать в рамках чемпионата страны, но не ведет ли это к стагнации вида спорта?

— Ну, Дима Саутин и в 36 медали с чемпионата Европы привозил, а в 34 стал вторым на Олимпиаде в Пекине. Но могу сказать, что в этом году отбор в команду пройдёт по достаточно уникальной схеме. Гораздо более сложной, чем это было раньше.

— Поясните.

— Возможность поехать на чемпионат мира в Сингапур будут определять на каждом снаряде не один, а три старта — предварительный, полуфинальный и финальный. С чётко прописанной системой подсчёта баллов. Можно стать чемпионом страны, выиграв финал, но, если по сумме всех выступлений ты третий, в команду не войдёшь.

— Знаю, это была ваша инициатива.

— Да. Я давно это хотел сделать, ещё лет пять назад об этом говорил. Идея в том, чтобы люди качественно выступали уже в предварительной серии. Зачастую ведь как бывает: приезжаешь на какой-нибудь турнир, там открытый бассейн, греться между прыжками негде, а участников 40 человек, и все умеют прыгать. А надо оказаться не дальше 18-го места, чтобы пройти в полуфинал, да и там дальше 12-го не откатиться. Плюс — мы давно не были на крупных соревнованиях, некоторые так вообще никогда. Это тоже большой стресс.

— Насколько велика может быть команда прыгунов в Сингапуре?

— Думаю, повезём на чемпионат мира 16-17 спортсменов. Это количество объективно позволит выступать и в индивидуальных видах, и в синхронных. Плюс еще есть однометровый трамплин, где кому-то можно дать возможность выступить чисто для опыта, как это было у меня на чемпионате мира в Барселоне в 2003 году. Первые крупные соревнования, 18 лет, основной снаряд — десятиметровая вышка… «Метр», который в те времена мало кто вообще воспринимал всерьёз, дал отличную возможность понять, что это за соревнование такое — чемпионат мира.

— Всем нашим чемпионам во все времена было свойственно делать ставку на очень высокую сложность прыжков, по которой мы если не опережали прочий мир, то как минимум не уступали ему. Сейчас эта тенденция сохраняется?

— Есть такие, кто в этом плане чуть вырывается вперед, например, мексиканец Рэндал Уилларс. Он делает совершенно уникальные по сложности комбинации, но не обладает чистым входом в воду и чистыми линиями. Его оценочный предел, из того, что я видел — это 8-8,5 балла. Все остальные, включая китайцев, исполняют одни и те же прыжки — в этом сравнении мы никому не уступаем.

— Безумный мексиканский рывок в сложности начался еще в те времена, когда прыгали вы сами. Это следствие работы мексиканских прыгунов с китайскими специалистами?

— Отчасти да. В Мексике уже много лет работает тренер, которая подготовила чемпионку мира-2009 в прыжках с вышки Паолу Эспиносу, сейчас она уже в возрасте, но ей помогает сын. Плюс рядом с ними выросла целая плеяда своих специалистов.

— Эспиноса на том чемпионате выиграла у двух китаянок прежде всего за счёт сложности. Пытаюсь понять: если мексиканские прыгуны рискуют исполнять прыжки, сложность которых находится за гранью понимания, значит в их подготовка построена таким образом, что позволяет это делать?

— Я тоже очень хотел бы это понять. Для этого, собственно, и в Китай поехал, чтобы увидеть, как там всё устроено. Но в ходе соревнований многого не увидишь. Опять же, по нынешним временам я не стал бы стремиться к запредельной сложности. Выгоднее сделать программу попроще, но выполнять прыжки более стабильно.

Но сложность всё равно растёт. В Китае я, например, видел, как 15-летние девчонки делают 2,5 оборота назад с 2,5 винтами, причём, легко. А две 14-летние близняшки мексиканки спокойно прыгают с трамплина взрослую программу в синхроне. Если мы посмотрим на колумбийцев, которые тоже отличаются сложностью программ, их прыжки — это чистая акробатика. Про китайцев я так сказать не могу. Там акробатика идёт в комплексе с очень правильной техникой, правильной постановкой прыжка, отличной подготовкой всех мышц, которые так или иначе задействованы в работе.

— Можно ли создать подобную систему подготовки у нас в стране?

— Считаю, что да. За счет чего? Прежде всего за счет высококлассных тренерских кадров. В этом плане мы сейчас находимся в активном поиске. Но важно понять, о чём я тоже говорил несколько лет назад: здесь помимо наших тренеров нужны специалисты с иным менталитетом. Возможно — иностранные, которым даже наши лидеры будут смотреть в глаза и выполнять все их указания.

— Возможно, я скажу непопулярную вещь, но мне кажется, что отправлять на работу с таким специалистом уже сложившихся спортсменов достаточно бессмысленно. Чтобы менять систему, надо начинать с совсем молодых спортсменов.

— У нас сейчас довольно активно идёт смена поколений, причём не только среди прыгунов. Дима Доброскок стал спортивным директором федерации, отвечает, как старший тренер, за юниорскую команду, перебрался ради этой работы из Питера в Москву — сам захотел заниматься организационной деятельностью идосконально знает возможности каждого юниорра. Да и вообще в административном штате федерации сейчас подобралась молодая спортивная команда. Если же говорить о тех, кто выступает, очень неплохие результаты показывает на вышке Саша Кедрина, которой всего 15, Гриша Иванов, Саша Черепахин, Виктория Казанцева, Саша Калашников, многие другие. Люди хотят развиваться, готовы учиться. Да и нашим возрастным лидерам свежий взгляд на подготовку тоже не помешает.

— Считаете, в этом возрасте можно перестроить сознание?

— А почему нет? Почему не ставить перед собой высокие цели? Я не сказал бы, что конкуренция сильно выросла за то время, что нас не было. Чемпионат Европы, который на днях закончился, вообще получился довольно слабым. Понятно, что Европа и мир — это разные вещи в прыжках в воду, но соревноваться можно и там, и там. Возможно, не сразу получится, но это наживное. Та же Лиза Кузина, когда выехала на кубок мира в Мексику, поначалу вообще потерялась: непривычного формата бассейн, куча зрителей… Но собралась же, стала в финале шестой. Пускай в нейтральном статусе, но для ребят очень важно иметь возможность выступать. Я же видел глаза наших ребят. Тот же Руслан Терновой просто расцвёл. Как и Шлейхер. Здесь, конечно, нужно выразить огромную благодарность президенту ФВВСР Дмитрия Аркадьевичу Мазепину за ту работу которую он сделал для того, чтобы вернуть нас на международную арену. Это очень важно.

— Никита, честно говоря, некоторое время назад меня удивил, когда стал рассуждать о том, что не видит смысла концентрироваться на индивидуальных прыжках с трамплина, поскольку в синхроне шансов на высокий результат больше. Если спортсмену дано столько таланта, разве не стоит стремиться к тому, чтобы реализовать его на всю катушку?

— У Шлейхера в этом плане достаточно тяжелая ситуация, потому что он легко прыгает и трехметровый трамплин, и 10-метровую вышку. Плюс — синхроны на этих снарядах. Он способен закрыть все виды, как когда-то их закрывал Саутин, но физически это очень тяжело. Вот и приходится ломать голову, на чем сделать акцент.

— То, что Терновой и Шлейхер, выступая в синхронном дуэте в сышки, тренируются в разных городах, не снижает качества их выступлений?

— Мне кажется, наоборот. В своё время у нас с Димой Доброскоком была схожая ситуация. Если бы мы каждый день друг друга видели, не продержались бы вместе столько лет, устали бы друг от друга. А синхрон — это такой вид, где ты должен дружить с партнером, понимать его. Что до техники, оба парня — спортсмены высочайшего класса, приноровиться друг к другу могут за две-три тренировки.

— Это не противоречит китайской методике, где синхронные пары натаскивают на совместные выступления годами, чуть ли не с детства?

— Здесь важно понимать: вся китайская методика строится по одному учебнику. Соответственно, у всех одинаковая техника, одинаковый рисунок прыжка, траектория, можно подобрать пару по весо-ростовым показателям и заведомо иметь гарантию, что люди идеально совпадут технически. У нас все школы разные, и я не считаю, что это плохо. В Пензе прекрасно работает Татьяна Лукаш, её спортсменов можно назвать, даже не заглядывая в протокол, где указано имя тренера. Точно так же всегда были узнаваемы прыгуны из екатеринбургской школы, которую создавал Николай Петрович Мамин, из Бузулука, где когда-то работал Михаил Постников.. И мы снова приходим к тому, что кадры решают всё.

— В своё время мне казалось не слишком правильным, что главный тренер сборной Светлана Моисеева параллельно работает с личным учеником Виктором Минибаевым. Сейчас Ольга Феоктистова, исполняющая обязанности руководителя сборной команды, начнёт тратить большую часть своего времени на то, чтобы тренировать Александра Бондаря. С вашей точки зрения такое совмещение не является минусом для команды?

— Мне больше импонирует система, в которой главный тренер выполняет функции менеджера, как совершенно блистательно их до 2008-го выполнял Алексей Евангулов в России, а сейчас делает то же самое в Великобритании. Я помню, как он приезжал на сборы два раза за сборы, проводил тестирование, что-то для себя отмечал, общался с тренерами, но в то же время наизусть знал слабые и сильные места каждого спортсмена, как они живут, чем питаются, какая обстановка у каждого дома и т.д. На мой субъективный взгляд этот лидерско-менеджерский путь в прыжках в воду более правилен. В конце концов, в прыжках воду у каждого спортсмена есть личный тренер, а вот задача главного — всех объединить, направить, мотивировать, сплотить команду.

— В связи с возвращением прыгунов на международную арену, насколько жизнеспособным выглядит явление под названием Евразийские игры?

— Думаю, мы будем продолжать этот проект.

— А зачем? Одно дело, когда мы никуда не выезжали и были готовы соревноваться с кем угодно, приглашая к себе большей частью никудышных прыгунов за огромные деньги, и другое дело — сейчас, когда очевидно, что турниры подобного формата никому не интересны?

— Международный турнир, который проводился бы у нас в стране, терять нельзя однозначно. Может быть, мы его переименуем, изменим даты. Что до уровня участников, уже в этом году, если вы заметили, мы отправили лидеров на турнир в Росток, вторую команду в Дубай, а те, кто не отобрался ни туда, ни туда, отправились на Евразийские игры в Южносахалинск. Этим спортсменам ведь тоже нужно где-то соревноваться? Да и мне хотелось просмотреть в деле как можно большее количество людей, чтобы у нас имелся резерв, а не только одна-две фамилии на снаряде, как это было, когда прыгали Илья Захаров и Женя Кузнецов. В начале июля будет турнир в Больцано, туда тоже отправим команду.

— В том, что касается водных видов спорта, все говорят сейчас только про чемпионат мира, словно в этом сфокусирован на текущем этапе весь смысл существования спортсменов и тренеров. А что будет потом?

— Как раз после Сингапура настоящая жизнь и начнется. В последние годы нам не слишком везло на Играх, но, если вспомнить Сидней, Афины, Пекин, у нас на каждой из этих Олимпиад набиралось не менее четырёх медалей. И совершенно не вижу причин, которые бы помешали снова выйти на такой результат.