|
|
|
|
|
|||
Слава на него свалилась сразу и в огромном количестве – в Барселоне, где Евгений за три дня соревнований трижды стал олимпийским чемпионом. Но два года спустя, наблюдая за тем, как буравят воду бассейна участники очередного чемпионата России, Садовый вдруг горько и очень искренне сказал: «Иногда мне больше всего хочется, чтобы весь мир просто забыл обо мне. – И, помолчав, добавил почти шепотом, словно просил милости у судьбы: - Хоть ненадолго…» Кто бы мог подумать, что у этого парня, который на Играх в одну калитку расправлялся с теми, кто вольно или невольно оказывался на соседних с ним дорожках, когда-нибудь смогут возникнуть проблемы? Но они возникли уже через год после Барселоны. На чемпионате Европы в Шеффилде, куда Садовый ехал за пятью золотыми медалями, он получил всего две. В эстафетах. Был вторым на дистанции 200 метров вольным стилем и пятым - на 400, которую до этого не проигрывал никогда в жизни. Еще через год Садовый с трудом стал чемпионом России, проиграл Игры доброй воли и, наконец, вообще отказался от участия в чемпионате мира. Примерно тогда же я впервые услышала от коллеги-журналиста: «Лучше бы Садовый ушел сразу. Непобежденным». Олимпийский чемпион - это отметина, напоминающая о себе, когда ты выступаешь, тренируешься, разговариваешь с людьми или просто идешь в булочную. И мало кто задумывается о том, что спортивное понятие «уйти вовремя» на самом деле чаще бывает проявлением не силы, а слабости. Уйти проще. Хотя бы потому, что поражение для олимпийского чемпиона - это всегда трагедия, рвущая на части душу, сердце, мысли. Только в отличие от других нет у тебя права показать свою боль. После семимесячного затворничества Садового в Волгограде, когда я подошла с обычной просьбой поговорить, я впервые совершенно явственно увидела, как в его глазах на мгновение появились и тут же исчезли ледяные колючки. - О чем? - О жизни. Не виделись-то вон сколько времени. Боялась, честно говоря, что вы вообще решили закончить плавать. - Если бы вы только знали, как часто за последнее время я слышал, что мне надо было уйти сразу после Игр! И как я устал это слушать! Отвечать на вопросы: «Что?» «Почему?» «Когда?..» Про тот же чемпионат мира - мог, дескать, получить хоть одно золото - в эстафете 4x200 метров, которую Россия так и не выиграла. - А сами жалели, что приняли решение не ехать в Рим? - Нет. Пожалуй, нет. Вы не поверите, но когда я еще весной приехал в Италию на этап Кубка мира, то больше всего удивился тому, что перестал испытывать какие-либо соревновательные эмоции. Прыгал в воду и тупо плыл до финиша. Так было и на чемпионате России, и на летних турнирах, и на Играх доброй воли. - Что было более обидным - поражения или соболезнования? - Соболезнований-то особых не было. Так, подходили все кому не лень: давай, мол, быстрей. А что «давай»? Бывало, пятьдесят метров вдоль бассейна пройдешь - язык устанет отвечать. И деться некуда. Сам же понимал только, что в воде у меня не получается даже то, что я всегда делал автоматически. И чем больше прилагал усилий, тем медленнее в итоге плыл. Вы не представляете, какая это мука - плыть и постоянно думать о том, как ты это делаешь. - В Барселоне вы над этим не задумывались? - Абсолютно. Выл даже удивлен своим результатом на 400 метров. Мне не приходило в голову, что вообще можно так быстро плавать. - Перкинс в Риме проплыл еще быстрее. - Такого я совсем не ожидал. А с другой стороны, Кирен ведь после Олимпиады, считайте, и не выступал нигде. Только тренировался два года. Может, как раз для того, чтобы установить тот мировой рекорд? - Тяжело было смотреть на свой коронный заплыв со стороны? - Да нет. Я воспринимал все достаточно абстрактно: Перкинс там, я здесь, он мой рекорд бьет, я на рыбалку собираюсь. О плавании почти и не думал. Не хотел. - А сейчас? - Сейчас хочу. Последние три недели. Как выяснилось, до такой степени доотдыхался, что сначала долго пришлось приводить в порядок мышцы. И только недавно почувствовал, что новая техника потихоньку становится моей. - Вам так и не удалось понять причину, сломавшую технику и, соответственно, все ваши задумки в прошлом году? - Я считал, дело в том, что мне все время приходилось форсировать подготовку. Потом стал думать, что просто не хватает сил: когда я готовился к Барселоне, нас периодически обследовали ученые, которые определили, что усилие, на которое способна моя правая рука, равно десяти килограммам, а сила левой - пятнадцати. Я и сам чувствовал, что правая у меня послабее. Поэтому после Игр решил подкачаться. Только все равно быстрее плавать не стал. Скорее, наоборот. Вконец растерялся и подсознательно начал ждать неудач. А потом устал их ждать. И все сразу стало безразличным. ... «Я гонял тогда его из зала каждый день, - рассказывал Авдиенко. - Словно чувствовал, что не нужно это. Ругался, до белого каления доходил. А Женька - как шторки на глаза повесил. Слушает вроде, а вижу, что не слышит. Трехкратный олимпийский чемпион, лучший спортсмен года - какой я ему авторитет? Тем более и вы, газетчики, постоянно напоминали, что он - великий». На чемпионате России к Авдиенко подошел специалист, много лет работающий с пловцами, и на четко расписанных биомеханических выкладках популярно объяснил, что сравнявшаяся сила рук сломала Садовому все: траекторию движений, координацию, мощность гребка - то, что Авдиенко интуитивно пытался восстановить, ползая за Садовым чуть ли не на коленках по бортику, но не знал главного - причины. «Что вы с ним носитесь как с писаной торбой? - бросила я как-то в сердцах, когда на каком-то из турниров увидела, как Авдиенко вечером в холле бассейна в полном одиночестве пытался грести руками по воздуху в попытке почувствовать действие одному ему известных механизмов. - Есть же еще Панкратов, Кириченко, Шмелева, куча молодых». А он вдруг начал рассказывать давнюю, доолимпийскую историю. Как уже после первого Женькиного чемпионата Европы - в Афинах, тот вдруг стал жаловаться на боли в спине. Кончилось все операцией: из почки вынули камень величиной с куриное яйцо. - У меня тогда вдруг страшно подскочила температура, начался грипп, - вспоминал Авдиенко. - Каждые десять минут я звонил в больницу узнать, как идет операция. Потом не выдержал, приехал сам. Хирург меня, естественно, обматерил, куда, говорит, ты в таком виде собрался? Парень в реанимации лежит. Потом, правда, сказал, что Женька пришел в себя и произнес только два слова: «Он приходил?» - имея в виду меня. - Когда меня через несколько дней наконец пустили в палату, - продолжал Авдиенко, - я вошел и увидел Женькины глаза. В них такое было... Именно тогда я понял, что никогда не смогу его бросить. - Поэтому вы отклоняете все предложения (и, знаю, многочисленные) уехать работать за границу? - Я не могу там работать. Последний раз мне предлагали остаться два месяца назад в Бразилии: я со своими ребятами там был на сборе. Я наотрез отказался, а когда бразильцы сказали, что согласны на любые мои условия, то брякнул: сто тысяч долларов в год, квартиру в самом престижном районе Рио-де-Жанейро, машину «Шевроле» чтобы через год меняли. - И услышал: «Нет проблем». Пришлось тут же какую-то еще отговорку придумывать. Не хочу я работать на чужих, у меня свои есть. И своя страна... Я вдруг поняла, что в олимпийской Барселоне этой страны не было. Была непонятно и неприятно звучавшая аббревиатура EUN, которая сопровождала имена наших мальчишек и девчонок в протоколах. Именно там, на нервах и костях, они и начали закладывать спортивный фундамент своей страны. И потом, год спустя, ни Садовый, ни Попов, ни многие другие просто не могли позволить себе остановиться, передохнуть, зализать раны. Именно тогда они и сделали плавательную Россию такой, какая она есть: сильной и опасной. - Женя, вы смогли бы сейчас работать без Авдиенко? - Не знаю. Я ведь не был никогда без него. Даже в тренировке мне легче, когда он рядом. Я часто думаю, что из-за меня Авдиенко в какой-то степени забывает о бригаде. Но с другой стороны, когда я плаваю, со мной рядом все время стараются плыть те, кто помоложе. Только они меняются, а я один. Как буксир. Иногда так устаю, что даже жалко себя бывает. - Вы часто ссоритесь с Авдиенко? - Выясняем отношения часто. Но это не ссоры, а нормальные рабочие моменты. Которые просто надо перетерпеть. - А цель, которая была перед первым чемпионатом Европы, перед Олимпийскими играми, перед вторым чемпионатом, у вас сейчас есть? - Когда я не поехал в Рим, то понял, что очень хочу попасть на Игры в Атланту. Хотя бы для того, чтобы проплыть в эстафете. - Сомневаюсь, что вы можете позволить себе мечтать «хотя бы об эстафете». - Не могу. Это я уже тоже понял. Как, впрочем, и то, что люди никогда не забудут, что я - трехкратный олимпийский чемпион. Тем более что я постоянно думаю об этом сам. И, наверное, не имею права быть слабым. - Вы считаете себя сейчас несчастным? - Я считаю себя счастливым человеком, у которого на данный момент неприятности. Значит, просто надо работать. Я даже рад, что сейчас нет никаких соревнований и не надо все время спешить. - Поэтому здесь, в Москве, вы решили не выступать на последней дистанции - 1500 метров? - В общем, да. Хотя длинные дистанции мне всегда было легче плыть. Есть время подумать... Спортивных «дальнобойщиков» принято считать заторможенными в отличие от реактивных спринтеров. Однако тот же Авдиенко как-то рассказал, как бился с другом-математиком над дочкиным школьным заданием по начертательной геометрии, которую та изучает в спецклассе, и, когда оба окончательно свихнули себе мозги, пришел Садовый и в несколько минут вопреки всякой математической логике объяснил все. На пальцах. - У Женьки соверщенко иное восприятие вещей, - говорил Авдиенко. - Поэтому и работать с ним бывает трудно. Но до многого он доходит гораздо быстрее меня. В последний день чемпионата России Садовый у меня на глазах полностью заморочил голову американскому журналисту (который, видимо, достал Евгения все теми же самыми набившими оскомину вопросами), рассказав, что вынужден работать дома, в волгоградском бассейне, слесарем-сантехником из-за того, что не может сейчас плавать так быстро, как плавал два года назад. Узнав об этом, Авдиенко фыркнул: «Если бы Женька был в моем клубе сантехником, мне точно пришлось бы сворачивать лавочку и ехать в Бразилию». Но стоило журналисту отойти в сторону, как Садовый заметил: - Очень хочу поговорить с Сальниковым. Слышал, перед сеульской Олимпиадой у него были такие же проблемы с техникой, как у меня. Он их решил. Значит, смогу и я. ...В Барселоне, после того как мужчины должны были выходить на старт эстафеты 4x100 метров вольным стилем, тогдашний главный тренер олимпийской сборной США Ричард Куик сказал: "Когда я узнал, что в составе русской команды нет Садового, я понял, что получил самый большой подарок в своей жизни. Не то чтобы я не верил в своих парней, но когда Садовый выходил на бортик, все остальные просто цепенели». Американский коуч был абсолютно прав. Правда, Садовому сейчас куда труднее заставить его или кого другого вспомнить те самые слова. А с другой стороны, время у него есть, желание тоже. Да и Авдиенко, насколько мне известно, в Бразилию пока не собирается... 1995 год
|
Плавание - Спортсмены
