Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

В первый день плавательного турнира студенческих Игр в Казани мужская четверка России выиграла эстафету вольным стилем с лучшим временем сезона. На первом этапе стартовал двукратный чемпион Европы и бронзовый призер Олимпийских игр Андрей Гречин – пловец, сумевший в 2009-м первым из россиян превзойти на стометровке мировой рекорд Александра Попова, державшийся 15 лет. Парадокс в том, что в нынешнем сезоне Гречин не сумел отобраться на чемпионат мира – на отборочном Кубке России в Казани он был лишь седьмым...

– Андрей, когда вы приступили к тренировкам после Игр в Лондоне?

– Не сразу. Сначала долго занимался продлением швейцарской визы, затем – уже после новогодних праздников – лечил старую травму спины. Когда виза была готова, желание ехать в Швейцарию и возобновлять тренировки у меня, если честно, поугасло – расстроился, что потерял со всей этой бумажной волокитой столько времени, и понимал, что нормально подготовиться к сезону уже вряд ли сумею. Работу мы с тренером сделали в принципе хорошую, но в очень сжатые сроки. И уже не нашли возможности организовать хоть какие-то старты.

– Что за проблемы были со спиной?

– Обнаружили три позвоночные грыжи. Судя по тому, что подобными проблемами страдают в команде довольно многие, что-то в своих тренировках мы делаем неправильно.

– Ваш тренер Геннадий Турецкий сильно расстроился, когда вы не сумели отобраться в команду?

– Думаю, да, хотя не показывал этого. Я хотел улучшить на отборе свой прошлогодний результат – 48,19, а вместо этого проплыл стометровку за 49,1. Даже не смог отобраться в эстафету. Реально не мог доплыть до финиша. Сначала, естественно, был в шоке, потом стал размышлять и понял, что даже в такой ситуации есть свои плюсы. Можно раньше начать подготовку.

– К следующему сезону?

– К Олимпийским играм-2016. А главное, выступление на Кубке России очень хорошо опустило меня на землю. Сразу пришел в себя, как говорится.

– Нет ощущения, что в команде на вас уже поставили крест?

– Если честно, я вообще не обращаю внимания на такие вещи. Когда плавал в России, как-то реагировал на то, что обо мне говорят. К тому же крест на мне поставили еще осенью 2010-го, когда на Кубке мира в Москве у меня случился разрыв легкого. Это ведь очень чувствуется – интересен ты руководству или тебя считают отработанным материалом.

– Сейчас та давняя проблема с легкими как-то напоминает о себе?

– Нет. Меня тогда в буквальном смысле спасла наш врач – Елена Ломазова. В Москве мне так и не поставили диазгоз. А когда приехал в Питер, Елена Владимировна сразу отправила меня в больницу. За все время, что лежал в реанимации, ко мне приехали три человека: мой первый тренер Владимир Мануилов с женой и Жека Лагунов.

Когда меня выписали из больницы, Ломазова договорилась, что меня продолжат лечить в институте пульманологии. В том году, если помните, горели торфяники, и возможно, именно это спровоцировало болезнь. Во всяком случае когда меня обследовали, то сказали, что, судя по составу выдыхаемого воздуха, я курю по две-три пачки сигарет в день.

– А вы не курите?

– Пробовал, когда маленький был. За этим занятием меня застукал старший брат и всыпал так, что мне больше никогда даже в голову не приходило взять сигарету.

А тогда, в январе, я жил на «Круглом» и Елена Владимировна каждый день таскала меня на длительные прогулки по лесу. Вот и выходила.

– Что за история произошла на чемпионате мира в Шанхае, когда вы отказались плыть эстафету?

– Я заработал там право стартовать в вечернем финале. А меня вместо этого хотели поставить только в утренний заплыв.

– А в чем разница? Многие, знаю, с удовольствием плывут утром, зная, что вечером им «привезут» медаль.

– Для меня разница есть. Я не привык получать медали таким образом. Возможно, это лично мои амбиции, но я хочу выходить на старт, представляя страну, и бороться с сильнейшими.

– Кто сейчас оплачивает ваше пребывание в Швейцарии?

– За квартиру я плачу сам – из олимпийских денег, заработанных в Лондоне. Продолжать жить в олимпийском центре в Тенеро, как я жил в прошлом году с января по август, я, к сожалению, больше не могу.

– Устали от спартанских условий?

– Дело не в этом. В центр набрали много молодых швейцарских спортсменов, и свободных комнат просто не осталось. Что до спартанских условий, мне кажется, они гораздо лучше, чем комфорт, настраивают спортсмена на достижение цели. Чем все жестче, тем больше отдаешься работе. Как раз в Швейцарии я об этом задумался.

А жил первое время в квартире Иена Торпа. Сам он вернулся в Австралию, а квартира, которую он снимал, освободилась. Вот я туда и въехал. Долго мерз – никак не мог сообразить, как включаются батареи. Потом нашел более дешевое жилье.

– Какие впечатления у вас оставил период совместных тренировок с Торпом?

– Я постоянно следил за тем, как он работает в воде, многому учился. Например, работе ног. Когда Торп плывет на ногах, зрелище, конечно же, сумасшедшее: внешне человек не прикладывает никаких усилий, а при этом с дикой скоростью несется вперед. Я, кстати, был уверен, что Торп отберется на Игры в Лондон на двухсотметровке. Он был достаточно хорошо готов и, думаю, просто не справился с головой. Это ведь не так просто: осознавать, что для всех вокруг ты – великий чемпион, и при этом плыть стометровку за 51 секунду. Возможно, Иен просто не выдержал этого пресса.

– Подозреваю, что и вы чувствовали нечто похожее, когда плыли стометровку на Кубке России в апреле.

– Да. Когда я по ходу дистанции видел, как меня все обгоняют, недоумевал: за сколько же они плывут? За 47 что ли? А посмотрел на табло и обалдел: не вспомню, когда я в последний раз плавал на соревнованиях с таким слабым результатом.

Я долго грешил тогда на воду. В течение дня она меняла свою прозрачность по нескольку раз – видимо, как-то неправильно работали фильтры. Во всяком случае лично мне плыть было крайне неприятно. Вот и зациклился на этих ощущениях сверх меры.

– Вам довелось выступать в соревнованиях и в скоростных комбинезонах, и в плавках. Какой вариант был комфортнее?

– В комбинезоне было комфортнее лишь однажды – когда я побил рекорд Попова. Костюм был фирмы Jacket, мне привез его из Америки Игорь Марченко. Но на чемпионате мира в Риме я не мог в этом комбинезоне стартовать – у российской федерации плавания был контракт с фирмой «Арена».

– Турецкий менял вам технику плавания, когда вы стали у него тренироваться?

– Да. Давал много упражнений, которые у меня долго не получалось выполнить. Тренер постоянно был недоволен: мол, не можешь выполнить упражнения, вообще их не делай – плавай с прямыми руками.

– Как в свое время плавал Майкл Клим?

– Да. Турецкий в свое время придумал эту технику именно для него, как и скоростной комбинезон, кстати, а сейчас довольно много спортсменов стали так плавать. На прямых руках плывет Владимир Морозов, кстати. И все французские спринтеры тоже. Что-то в этом есть.

– В свое время Турецкий рассказывал мне, как учил своего ученика Геннадия Пригоду садиться на волну. А какие отношения с волнами у вас?

– Разные. На казанском отборе вообще не сложились. Но я постоянно учусь. Вообще многому учусь. До приезда к Турецкому мне и в голову не приходило, что в бассейне можно придумать столько упражнений. И за мячиком, отрабатывая старт, мы прыгали, и на руках по канату на пятиметровую вышку лазили, очень много игровых тренировок, дыхательная гимнастика, растяжка на мяче... Обожаю смотреть, как Геннадий Геннадьевич пишет маркером на доске тренировочное задание. Как картину пишет. Написал, шаг назад сделал, посмотрел, задумался, что-то стер и заново написал. А сама тренировка благодаря этому реально превращается в творческий процесс, в котором на равных участвуют спортсмен и тренер. Это страшно затягивает. Не говоря уже о том, что сам Турецкий – это ходячая энциклопедия. При этом он никогда не дает необдуманных ответов.

– Вопрос, конечно, абстрактный, но... Если вдруг произойдет так, что на Универсиаде в Казани вы сумеете показать рекордные для себя результаты, хотели бы поехать на чемпионат мира в Барселону?