Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Биатлонному специалисту из России комфортнее работать в чужой стране, чем дома. Об этом в интервью RT рассказал старший тренер мужской сборной Белоруссии Андрей Падин, чей подопечный Антон Смольский показал третий результат в спринте на этапе Кубка мира в Хохфильцене. При этом другой подопечный — Дмитрий Лазовский — закончил гонку девятым. Он также вспомнил, как работал в российской команде, объяснил, почему плохо стартовать в четвёртой группе, и признался, что пока не готов назвать успех белорусских учеников закономерным.

— Поздравляю с прекрасным результатом, и в связи с этим вопрос: почему российские тренеры, которые уезжают из России, начинают зачастую добиваться гораздо высоких результатов, работая с другими сборными? И парадокс ли это?

— Не стал бы называть это парадоксом, хотя вопрос непростой, и я сам нередко им задаюсь.

— Ответ находите?

— Не всегда. Не думаю, что причина кроется в каких-то тренерских ошибках. Она, скорее, в том, что спортсмены не столь больших стран, как Россия, в большей степени стремятся чему-то научиться, показать результат. Соответственно они несколько иначе слушают тренера, гораздо более исполнительны. Да и сам процесс идет гораздо спокойнее. Когда в команде нет чрезмерно жесткой конкуренции, это раскрепощает людей, делает их более доброжелательными по отношению друг к другу, к окружающим. Какая-либо нервозность отсутствует в принципе. Словом, набирается так много плюсов, что трудно выделить какой-то один аспект.

— Вы, как тренер, чувствуете, что отдача со стороны спортсменов в тренировочном процессе максимальна?

— Да, конечно. Когда я работал в России, это чувство тоже было, просто там оно шло от единичных спортсменов, а не от всей команды, как это происходит в моей работе сейчас. Когда тренер чувствует подобную отдачу, когда понимает, что люди реально настроены на то, чтобы работать, а не капризничать, он и работает иначе. Появляется гораздо более сильный интерес. Любые ошибки ты обсуждаешь со спортсменами прежде всего в плане работы, а не взаимных обид. И получается, что эти ошибки дают толчок к развитию, а не к регрессу.

— Хотите сказать, что в России любая ошибка влечёт за собой поиски виновных?

— Ошибки вообще признавать трудно, неважно, тренер ты, или спортсмен. Если же всё это происходит в обстановке нервозности, ситуация только усугубляется. Сложный вопрос вы задали. Не уверен, что готов исчерпывающе на него ответить.

— Удивительно на самом деле. Тренер, который едет в чужую страну, находится, как мне кажется, в гораздо более сложной ситуации.

— В личном плане это так. Но работать комфортнее. Потому что тебя приглашают, как специалиста определённого уровня, доверяют определённый участок работы, и никому даже в голову не приходит начинать тебе рассказывать, как эту работу следует выполнять. То есть, предоставляют полную свободу действий. Федерация следит за тем, чтоблы спортсмены были здоровы, где-то может что-то подсказать, поинтересоваться, есть ли проблемы, чем-то помочь, но при этом никто с кнутом над тренером не стоит и публично его действия не обсуждает.

— Но ведь какая-то критика наверняка случается?

— Как в любой другой стране. Когда работа подразумевает некий публичный результат, она всегда так или иначе сопровождается оценкой со стороны. Просто в России это слишком гипертрофировано.

— Не так давно я разговаривала с одним из российских тренеров, и он сказал: мол, наши спортсмены порой вообще не задумываются о том, какому количеству не самых плохих специалистов они сломали жизнь своими жалобами и капризами.

— Вот с этим я согласен целиком и полностью.

— Вам, получается, тоже сломали?

— Отчести — возможно. Это настолько неприятное чувство, что о нём даже не хочется сейчас говорить. Тренер ведь всегда сильно зависит от спортсменов. Чтобы долго оставаться в России на этом посту, надо постоянно контролировать каждое свое слово, всем угождать, и не дай бог кого-то из спортсменов обидеть. У меня не получилось.

— Результат ваших белорусских подопечных в спринте — счастливое стечение обстоятельств, или закономерный успех?

— Всё вместе. Мы сделали в этом году очень большую и хорошую работу, я очень доволен её результатом, третье место Антона Смольского — это вообще феноменальный для нашей команды результат, но считать успех закономерностью можно лишь тогда, когда он не носит разовый характер. Так что посмотрим, как всё пойдёт дальше.

— Такая солнечная погода, как в первый день гонок установилась в Хохфильцене — это благо?

— Это очень комфортно. Я бы сравнил такую погоду с той, что бывает в России в феврале, когда с утра ощущается морозец, потом чуть теплеет и нет никакого ветра. Для биатлона — идеальный вариант. Нет никаких препятствий к тому, чтобы максимально качественно стрелять. Плюс хорошая лыжня.

— Рикко Гросс назвал условия идеальными в том плане, что нет никакой разницы, в какой группе стартовать.

— Разница всё равно есть. Более поздний старт — это более долгое ожидание. Большинство лидеров заявились в середину гонки, во вторую и третью группу, а в четвёртой лидеры хоть и были, но там традиционно собираются более слабые спортсмены. Показать высокий результат, ориентируясь на слабых соперников, всегда бывает сложно. Успех кроется там, где в плане соперничества горячо.

— Вы провели гонку, стоя на бирже огневого рубежа и отслеживая стрельбу своих спортсменов. В какой степени ситуация позволяла следить за общей ситуацией в гонке?

— На бирже тренер видит всё. За направлением ветра, за работой лидеров. Нужно ведь оперативно передавать информацию тем, кто стоит на трассе, чтобы они понимали, как вести спортсмена. Не знаю даже, на чём больше фокусируешься: на действиях своих ребят, или на соперниках.

— Три топ-впечатления, которые оставила спринтерская гонка, назовёте?

— Прежде всего я глубоко удовлетворён тем, как выступили мои спортсмены. Когда сразу двое стреляют на «ноль» и оба оказываются в «десятке», это очень высокое достижение. Второе, что меня порадовало — глаза ребят. В них я увидел бешеный азарт, и одновременно с этим абсолютное хладнокровие. Ну а сейчас могу сказать, что и Смольский, и Дмитрий Лазовский оказались готовы к спринту лучше, чем я сам. Потому что до гонки в самых смелых своих прогнозах я рисовал себе одно место в «десятке» и ещё одно в топ-20.

— Признаться, я впервые видела, как тренер, отследив стрельбу на рубеже, перескакивает через два забора, что-то неистово кричит спортсмену, а потом столь же стремительно возвращается обратно на наблюдательную позицию. Что это было? Захлестнули эмоции?

— Я очень переживал за стрельбу стоя и, когда Смольский чисто прошёл рубеж и ушёл лидером, никто, кроме меня, не мог дать спортсмену мгновенную информацию. Это было важно, чтобы человек, начиная заключительный круг, с самого начала понимал, что он —лидер. К сожалению, финишный круг дался Антону немножечко тяжело: он терпел до последнего, но не хватило скорости. Думаю, Смольский и сам не ожидал, что гонка сложится для него таким образом.