Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

После рождения ребёнка порой во время гонок все мысли о борьбе уходят на второй план, а спортивная злость улетучивается. Об этом в интервью RT заявила биатлонистка Динара Смольская. По её словам, эти качества, скорее всего, вернутся, как только появится шанс выступить на Олимпиаде. Олимпийская чемпионка также прокомментировала своё соперничество с Анной Солой, рассказала, почему ей разрешили опаздывать на тренировки до десяти минут, и вспомнила, во сколько обошлось её обручальное кольцо мужу.

— В биатлоне с давних пор существует поверье: кто хорошо бежит в сентябре, тот не слишком хорошо проявляет себя на зимних стартах. Согласны с такой точкой зрения?

— Не согласна. Сама я отношусь к летним стартам серьёзно, всегда их жду. Это всегда очень хорошая проверка своего состояния, ощущения собственной готовности. Кто-то считает, что можно заменить летние старты контрольной тренировкой, но на самом деле ни одна тренировка не даст возможности в полной мере прочувствовать соревновательный стресс и дать возможность увидеть, как спортсмену удаётся справиться с этим напряжением. Это очень важно, поскольку стресс всегда сильно влияет на стрельбу. На тренировках ты можешь стрелять постоянно нули, а вот в гонке это удаётся далеко не всегда.

— Получается, в этом плане вообще нет разницы между летним биатлоном и зимним?

— Ощущения всегда схожи. Несмотря на то, что летом может быть очень жарко, а зимой очень холодно, очень многие вещи, как та же нагрузка на мышцы, её переносимость организмом, воспринимаются одинаково.

— Рассуждая о сочинской трассе, Виктория Сливко охарактеризовала её тремя словами. Красивая, страшная, опасная. А что бы сказали по этому поводу вы?

— Когда я была здесь в первый раз в 2022-м, все вокруг действительно твердили, что на трассе есть опасный спуск, опасный поворот, поэтому где-то я подсознательно перестраховывалась и реально стала считать, что трасса на Лауре — это большой-большой подъем и опасный-опасный спуск. Сейчас я смотрю на это уже другими глазами. Понимаю, что ничего особо опасного здесь нет. Нужно просто хорошо контролировать свои действия и качественно проходить поворот. Когда меня спрашивают, не страшно ли гоняться в Сочи, обычно отвечаю: наверное, у меня что-то случилось с роллерами. Они так медленно на этой высоте едут, что я вообще не чувствую скорости. Соответственно вместо страха приходит ощущение: ещё, ещё, ещё больше усилий, больше скорости.

— Может быть дело в том, что вы тренируетесь не с девушками, а с мужчинами?

— Думала об этом. Для того, чтобы не отставать от парней в тренировке, нужно уметь находить какие-то моменты, позволяющие на спуске подъехать ближе, сесть за кем-то прямо в спину. С одной стороны, в этом есть определённый риск, но с другой, я всё это натренировала как раз в очень серьёзном спарринге. Когда тренируешься в женской команде, всё делаешь немножко иначе, потому что каждая из нас боится каких-то ситуаций на трассе. У мужчин этого страха, наверное, вообще нет. Даже если он есть, то планка по любому поднята чуть выше.

— Наверное, всё равно в голове сидит мысль, что под ногами асфальт, а не снег?

— Конечно. Но годы тренировок тоже дают себя знать. Перед тем, как приехать в Сочи на кубок Содружества, мы проводили тренировочный сбор в Армении, и вот там на роллерной трассе есть повороты намного более опасные. Соответственно начинаешь думать: если ты там с ними справлялся, значит здесь точно все получится.

— Слышала от российских тренеров, что провести биатлонный сбор в Цахкадзоре сейчас не слишком реально из-за того, что стало намного сложнее с ввозом оружия.

— В Беларуси, насколько знаю, таких проблем нет.

— А с участием в Олимпиаде?

— Не знаю досконально ситуации в российской сборной, но, думаю, сейчас мы все находимся в одной лодке. Если будет допуск на Игры, он скорее всего коснётся обеих стран, равно как и недопуск. Мне почему-то кажется, что вероятность поехать в Милан у нас остаётся. Всё-таки Олимпиада — это не Кубок мира и даже не чемпионат. Там могут быть другие решения. Допустили же нейтральных спортсменов на летние Олимпийские игры в Париж?

— В вашей жизни были две Олимпиады. В Пхенчане вы финишировали в середине шестого десятка в индивидуальной гонке, но завоевали золото в эстафете. В Пекине бежали шесть дистанций, но ни разу не поднялись на подиум. Какие Игры принесли вам больше опыта?

— Однозначно вторые. На первой Олимпиаде я была человеком, который большей частью просто наблюдал за происходящим со стороны. Видела, как готовятся к стартам остальные девочки, какое испытывают напряжение, как себя настраивают, как много от себя требуют, но сама даже не задумывалась о том, что могу выиграть Олимпиаду. Запомнилось, что на стадионе в день эстафеты было дико холодно, постоянный ветер, девочки выглядели до предела измотанными, и я на этом фоне вся такая свежая, постоянно всех подбадривала. А вот в Пекине я уже сознательно требовала от себя наград, была готова за них бороться. Вкусила эту лидерскую долю в полной мере. Думаю, это меня в итоге и подвело.

— Если говорить о вашей карьере в целом, она сложилась достаточно неплохо. Плюс — семья, ребёнок, известность, финансовое благополучие. Что заставило вернуться в спорт, при том, что вот уже который год в нём нет мало-мальски понятных международных перспектив?

— Я думала о том, чтобы уйти в декрет сразу после Олимпиады, как это делали многие, но обида на себя после Олимпийских игр была настолько сильной, что я даже не представляла, как я буду сидеть дома. Поняла, что просто не смогу взять паузу — изведу себя мыслями о собственной нереализованности. Мне нужно было доказать самой себе, что я по-прежнему способна показывать высокие результаты, кого-то обыгрывать, подниматься на пьедестал. Поэтому я и сказала, что попробую побегать еще хотя бы один сезон. Просто тем летом после Олимпиады я довольно сильно переболела ковидом, а, когда возобновила тренировки, поняла, что организм не слишком хорошо справляется с нагрузкой. Выступила на кубке Содружества в Сочи, но каждый следующий старт давался тяжелее и тяжелее. Поэтому мы с Антоном и решили, что самое время взять паузу.

— В декрет уходили с намерением вернуться?

— Дома мы обсуждали разные варианты, включая и тот, что вернуться не получится. Я никак не форсировала процесс, не спешила возобновлять тренировки после рождения сына, но спустя какое-то время мы поняли, что всё не так сложно и страшно, как нам казалось вначале. Сначала с ребёнком помогала моя мама, сейчас путешествуем с няней и, конечно, без помощи мы бы не справились.

— В вашей жизни был сложный период взаимоотношений в женской сборной. В том числе связанные с острым соперничеством с Анной Солой. Это было сильным раздражителем?

— Наверное, подобные проблемы неизбежны, когда в команде появляются два равнозначных лидера. Но в этом даже был плюс. Мы соперничали друг с другом, мы соперничали с остальными. Это помогало лучше настраиваться на гонки, иначе говоря, приносило не только отрицательные эмоции, но и какие-то более высокие результаты. Конечно, психологически приходилось нелегко, но меня это сильно не отвлекало. Я понимала, что энергия может легко уйти в ненужное русло, если поддаться эмоциям.

— А вообще вы злой человек в гонках?

— Эту тему, кстати, мы не так давно обсуждали с Антоном. Я сказала ему, что после рождения ребенка у меня реально пропала какая-то внутренняя злость. Условно говоря, меня спрашивают, почему на финишном круге я не смогла за кого-то зацепиться, обогнать, а я реально понимаю, что в голове у меня уже все мысли не столько о борьбе, сколько о том, что на финише меня ждёт ребёнок. До рождения сына у меня вообще не было проблем со спортивной злостью. Я могла похихикать с девчонками, но выходила на старт, и меня ничего не могло отвлечь от задачи. Но, думаю, это качество вернётся как только мы вернёмся на Олимпиаду.

— Какие-то поблажки в мужской команде вам сейчас делаются?

— В работе никаких поблажек нет. Я бы может и не прочь закончить тренировку пораньше, но наш тренер Роман Павлович Синиченко постоянно мне напоминает, что соперницы в это время продолжают работать. Единственное, что мы в этом сезоне обговорили, что называется, «на берегу», что у меня есть 5-10 минут, на которые я могу опоздать, приходя на тренировку. Потому что это зависит не столько от меня, сколько от малыша. Иногда он меня просто не отпускает: «Мама, не уходи!» И нужно какое-то время, чтобы дело не дошло до слёз.

— Ваши российские коллеги нередко жалуются на проблемы с инвентарём. У вас они имеются?

— Бывает такое, конечно. Мы иногда стреляем на тренировках с очень плохого патрона, который не всегда даже долетает до установки. Так было все лето, но все понимают: сейчас такая ситуация, в которой нужно просто какое-то время существовать. То же самое с лыжами. Соревновательные пары у многих остались ещё с «прошлой» жизни, но в связи с тем, что снег в Европе и в России очень разный, первое время было совсем не просто перестроиться. Сейчас закупать лыжи нам помогает министерство спорта, но с этим, безусловно, стало сложнее. Изменилась логистика, приходится считаться с санкциями, которые не позволяют ведущим европейским производителям напрямую продавать нам инвентарь, но, думаю, эти проблемы исчезнут, как только мы вернёмся.

— Когда муж и жена постоянно находятся на соревнованиях вместе, это облегчает спортивную жизнь, или осложняет её?

— Сначала я думала, что облегчает. На самом деле эмоционально очень бывает сложно, поскольку мы с Антоном одинаково серьёзно готовимся к гонкам, настраиваемся, и далеко не всегда у каждого из нас получается желаемый результат. Понятно, что самое мудрое в этой ситуации приходя домой оставлять рабочие проблемы за порогом, но это не всегда удаётся. Поэтому приходится брать в расчёт не только собственное настроение, но и понимать, когда нужно промолчать, отойти в сторону, дать другому человеку возможность самостоятельно разобраться, почему случилась плохая тренировка, плохое выступление.
С другой стороны, быть постоянно вместе нам очень удобно, и я на самом деле очень благодарна, что мне разрешили тренироваться с мужчинами. Вообще не представляю, как выглядели бы мои тренировки, не будь рядом Антона.

— Хотела спросить, когда мы начали беседу, почему на безымянном пальце у вас так много колец, и только сейчас рассмотрела, что обручальное кольцо одно, просто состоит из трёх разных частей.

— Антону оно досталось почти бесплатно, кстати.

— В каком смысле?

— То кольцо, которое понравилось мне, стоило гораздо дороже мужского, потому что средняя часть украшена бриллиантами. Но когда мы пошли за кольцами в магазин, выяснилось, что там проводится акция. Типа — купившему одно кольцо, предоставляется 70-ти процентная скидка на второе. Вот Антон этой скидкой и воспользовался.