|
|
|
|
|
|||
Разговор с выдающимся тренером по фигурному катанию в редакции «СЭ» начался незапланированно - с хоккейной темы. - Мама моя вашу газету часто читает, - сказала Тарасова. - И очень расстраивается, когда кто-то из игроков прошлого, как недавно Коля Пучков, начинает рассказывать, каким плохим был Анатолий Тарасов. В позапрошлом году я побывала в Зале спортивной славы в Торонто, так плакала, когда вышла оттуда. Там хранится все, вплоть до статей из канадских газет с подробной информацией о том, как отец заболел, какой был диагноз, как его оперировали в Ванкувере. Газеты тогда печатали все, вплоть до температурных графиков.Не говорю уже, что там собраны все его книги, часть из них переведена. Плащик его висит, тренировочные костюмы, майка, на которой сзади написано «Тренер». Так, как в Америке и Канаде, его не обожали нигде. Никогда не забуду как с сестрой были в Бостоне, где отец выступал перед тренерами НХЛ. Когда он вошел - хромой, на костыле, но, как всегда, при людях подтянутый, зал встал. Мы с Галей не выдержали - заплакали. Нигде и никогда больше я такого не видела. У нас же каждый норовит заняться переписыванием истории. Лучше бы воспитали кого-нибудь. Уже сколько лет прошло! Коля-то Пучков постарше меня будет. Кого после себя оставил, что сделал? Сколько лет СКА тренировал и где его воспитанники? Получается, работа с Тарасовым - самая яркая страница его биографии. И не о чем больше говорить. - Вы когда-нибудь жалеете, что отец не видит результатов вашей работы? - Очень. Он умирал уже, когда я ходила на тренировки к Илье Кулику. Мне же безумно хотелось рассказать ему, что взялась тренировать мальчика. А потом папы не стало. Знаете, что интересно? Там, где осталась отцовская печать, где его любят и знают, для меня все складывается успешно. - Раз уж разговор начался с хоккея, скажите, какое впечатление произвела на вас сборная России в Солт-Лейк-Сити? - Когда мне было 27 лет, я вернулась с чемпионата мира, где мои Моисеева и Миненков заняли второе место, проиграв лишь великой Пахомовой. Стала радостно рассказывать об этом дома. Отец выслушал и сказал: «Знаешь дочка, а у нас за вторые места снимают». Это я запомнила на всю жизнь. И не умею радоваться бронзе. Успех у меня ассоциируется только с первым местом. - В Солт-Лейк-Сити, помнится, вы сказали, что если не закончите тренировать, ваши родные просто выгонят вас из дома. Тем не менее, уже почти спланировали следующий сезон. Насколько серьезно желание когда-нибудь оставить спорт вообще? - Ну когда-нибудь надо... Мама потребовала, чтобы я дала ей слово, что больше не буду тренировать. Потому что она уже не в силах за меня переживать. Муж живет много лет один, я же постоянно надеюсь, что все это как-то само по себе устроится. На днях ресторан заказывала - отметить свой и Володин дни рождения, ну и сама покушать села. И задумалась: я ведь уже сколько лет родным обещаю, что закончу с работой, но что буду делать без нее? Уходить, конечно, надо. И желательно не на костылях. Но как самой жить дальше - пока непонятно. Я всегда любила делать несколько дел. Вот и сейчас мечтаю снова создать театр. Игорь Крутой предложил написать музыку к «Снежной королеве». И, честно говоря, мы с моей постоянной помощницей - художницей Нателлой Абдуллаевой начали над этим работать. Очень хочется сделать русское шоу. Мюзикл, или рок-оперу. - Как в эти планы вписывается работа с Алексеем Ягудиным? - До конца лета он будет выступать в разных турах. Короткую программу для следующего сезона мы уже сделали. Хотя не хотели бы участвовать во всех соревнованиях. Леша мечтает покататься в Stars on Ice. - Разве при этом он не теряет любительский статус? - Международный союз конькобежцев пошел навстречу: заверил нас, что для сохранения статуса Ягудину будет достаточно выступить в одном из этапов «Гран-при». Сейчас же есть время подлечиться, привести себя в порядок, отдохнуть, наслушаться музыки... - Многим театральным режиссерам свойственно мечтать о какой-то постановке всю жизнь. У вас есть подобная мечта? Музыка или программа, которую вы всю жизнь хотели бы поставить для какого-то спортсмена? - Я счастливый человек в этом отношении. Только полнометражных балетных спектаклей поставила около двадцати. Делала что хотела и как хотела. Наташе Бестемьяновой ставила по три показательных номера в год. - А самая любимая программа есть? - Короткая, с которой Ягудин выступал в этом сезоне - «Зима». Он и сам ее обожает. И, как настоящий актер, никогда не катает одинаково. Очень любила «Рапсодию на темы Паганини» Бестемьяновой и Букина. Никогда не смотрю свои прошлые постановки, но посмотреть эту программу хотела бы. - Своя видеотека у вас есть? - Не было возможности собирать записи. Надо бы, конечно, - если время появится. Но дай Бог, чтобы его не было. - Мы совместными усилиями покопались в архиве чемпионатов мира, Европы и Олимпийских игр и насчитали у ваших учеников 66 медалей. Даже таблицу создали. - А взять ее можно? Я дома покажу. Напрасно смеетесь. Не так давно вернулась с телевидения, и услышала от мамы: «Ты уже совсем, Таня, с ума сошла. Сказала, что у тебя около сорока золотых медалей. Ты с чего это взяла? Не больше двадцати пяти. А ты с экрана на всю страну заявляешь вранье!». Я потихонечку и начала считать. По моим подсчетам Лешка - сорок первый. - Совершенно верно. Почему, кстати, вы так эмоционально реагировали на его победу в финале «Гран-при» в декабре? Это было что-то невероятное. - Потому что победить там для нас было, как свалить Берлинскую стену. С той стороны - российский спорткомитет со всеми его связями в том числе в судействе. Огромное количество здоровых хитроумных мужиков. Со мной - только команда близких мне людей. Судьи нет. Формально он есть, но имеет четкое задание федерации не ставить Ягудина на первое место. Так, собственно, там и произошло. Причем не в первый раз. Например, в прошлом году были моменты, когда Ягудин катался лучше, чем Женя Плющенко. На чемпионате мира блистательно откатал короткую программу. И безусловно был в ней лучшим. Как и на чемпионате Европы в Вене. Но оба раза в короткой программе оставался у российского судьи вторым. И билась я за него всегда одна. Поэтому и радовалась так, когда мы повалили всех. Та победа стала переломной. Психологической. - Как вы вообще относитесь к понятию «засудили»? В Солт-Лейк-Сити, например, было очень популярно обсуждать, как засудили в финале Ирину Лобачеву и Илью Авербуха, Ирину Слуцкую. - Не считаю, что там кого-то засудили. Лобачева и Авербух, на мой взгляд, лучше всех откатали оригинальный танец. А произвольный еле доехали. Не дотягивали драматургию, которая должна была в этом танце присутствовать. И которую они умеют показать. Марина с Гвендалем (Марина Анисина-Гвендаль Пейзера - прим. Е..В.) на тот момент были чемпионами мира. Чтобы выиграть у чемпионов, недостаточно кататься «не хуже». Надо сделать что-то такое... Вот Сара Хьюз потрясла нас всех. Потому что выжала из себя максимум того, на что была способна. Максимум всегда очень чувствуется. И нами, и вами. Если бы Слуцкая сделала каскад из двух тройных, не было бы никаких вопросов, кто чемпион. Она его не сделала и дала тем самым возможность судьям обратить внимание на Хьюз. А у той все получалось. С недокрутом немножко, но так ведь тоже надо уметь - прыгать с недокрутом и не упасть. Не считаю, опять же, что Слуцкой вообще где-то недодавали. Когда она каталась стопроцентно - как в финале «Гран-при» в Лионе год назад, где, к слову, сделала два каскада 3+3, - то выигрывала у всех сразу. Аура вокруг человека совсем другая в таких случаях. - А чего не хватило для победы на Играх вашей канадской танцевальной паре Шэ-Линн Бурн - Виктор Краатц? - Выиграть они не могли. Очень трудно кататься без моральной поддержки. Анисина, например, прекрасно знала, что русские - за нее, а с русскими целая компания. Канадцы, для начала, не чемпионы мира. И характеры у них не такие, как у русских. Если пара не из Европы вообще поднимается на танцевальный пьедестал - это потрясающее достижение. Они всегда одни - не участвуют ни в каких судейских сговорах. Не умеют. С ними и не сговариваются. Конечно, можно сказать, что мол, Барбара и Маурицио ( Барбара Фузар-Поли/Маурицио Маргальо) упали и канадцев вполне могли бы поставить вперед. Не могли бы. Потому что Барбара и Маурицио тоже были чемпионами мира. - Да и президент ИСУ - итальянец… - Вот это совершенно не при чем. Я много лет работаю с итальянским дуэтом и никогда не видела, чтобы Чинкванта особенно интересовался ими. Ему приятно, конечно, как любому другому итальянцу, что в стране появилась пара, которая поднимается на пьедестал, но не более того. - Чем объяснить, что, став чемпионами мира два года назад, Фузар-Поли и Маргальо так слабо выглядели в этом сезоне? - Я с ними работала очень мало. Ребята должны были приехать в Америку 11 сентября. Так мы делали всегда: заранее подбирали музыку, создавали некий задел, потом Барбара и Маурицио приезжали на две-три недели, я погружалась только в них и доводила все программы до ума. Но по известной причине они не приехали. Увидела я их только на первых соревнованиях - в ужасающих костюмах, которыми итальянцы заведомо проиграли все, что можно. Почему-то Барбара решила, что она может в таком виде на лед выйти. Костюмы мы первым делом ножницами в мелкие кусочки порезали. - А кто резал-то? - Порезали... Сшили новые. Но все это было очень печально. Потому что на переделку программ уже не оставалось времени. Я, естественно, виню в этом себя. - У вас ведь еще есть очень неплохой французский дуэт - Изабель Делобель - Оливье Шонфельдер, катание которых чем-то напоминает Бестемьянову с Букиным. Или к Солт-Лейк-Сити вы специально поставили такую программу? - Это Коля Морозов ставил. А пары больше нет. После того скандала грандиозного, который случился на Играх, французская федерация этот дуэт забрала. Ребята оставили мне в доме несколько писем - возле стола, в спальне на подушке, в других местах - где просили прощения, признавались в любви, говорили, что не виноваты в этом решении... А вот с канадцами очень хотелось бы что-то доделать. Им не везло с профессионалами. Когда они ушли от канадского тренера, то сразу попали в руки Климовой и Пономаренко. Марина и Сергей очень хорошо с ними работали. Но - от случая к случаю, поскольку катались сами. У Натальи Дубовой канадцев постоянно отдавали на сторону: то Кристофер Дин парочку программ поставит, то кто-то еще. Не всегда удачно. А что такое программа для танцоров? Та самая ступень развития, на которую ты или поднялся, или нет. Когда они пришли ко мне, функционально были разобраны полностью. Не знали как и за что браться. Сейчас я знаю. Думаю, Шэ-Линн с Витей будут кататься как минимум год. Хотят этого сами. Мы все-таки профессиональной работой занимаемся. Не даем уроки, как принято на Западе, а учим с погружением. Когда не существует ни дня, ни ночи, не имеет значения сколько человек у тебя в доме живет, где и как рисуются костюмы, где ты сам спишь, что ешь. Ты работаешь на результат. Бурн и Краатц очень хорошо почувствовали эту разницу. Они безумно талантливы. В их катании есть легато - врожденное, потрясающей красоты скольжение, когда за два шага набирается скорость на два круга - не каждого человека можно этому научить. Я их полюбила и по-человечески. Они - очень нежные и восприимчивые люди. Абсолютно неиспорченные, независтливые. Никогда не обсуждающие чужой победы. Это большая редкость. - Что вы имели в виду когда сказали, что у канадцев характер не такой, как у русских? - Понимаете... Вот наши бы не упали на последней секунде. Вывернулись бы, зубами бы зацепились, но не упали. А канадцы - как дети, которые бегут сломя голову, не видя, что впереди - овраг. Катались ведь очень хорошо. От этого и повалились - думали, что уже все сделано. Как они передо мной извинялись, когда к бортику подъехали! А ведь это прежде всего для них трагедия - последние олимпийские игры. - Мы вот с вами говорим сейчас о канадцах, об итальянцах... Можно ли представить, чтобы ваш отец тренировал канадцев и готовил их против русских? - А мне жалко, что он так и не попробовал работать в Канаде. Не имел понятия, что приглашения шли постоянно, на протяжении нескольких лет. Узнал случайно, когда друг - тренер из Швеции - позвонил и в полном недоумении спросил, почему отец не считает нужным даже отвечать на приглашения «Рейнджерс». - И тем не менее... - А я вас хочу спросить - как вы себе это представляете? В Москве меня год назад выгнали с катка. Потом пообещали, что найдут деньги финансировать школу на «Локомотиве». Меня заверил в этом новый министр путей сообщения. На самом же деле, все, кто в этой школе работает, не получают зарплату с января. За то, что я работаю с Ягудиным, мне платят меньше двухсот долларов в месяц. Почему я в 55 лет, вся больная, должна работать за такие деньги? Меня настолько не уважает моя страна, что не дает возможности нормально жить? Мне ведь не надо покупать самолет, или мерседес. Хотя хотелось бы иметь хорошую машину - в ней не так сильно болит спина. Ехать от моего дома до катка - полтора часа. Если пробок нет. У других тренеров зарплата еще меньше. Кто из них со мной за эти деньги в России работать будет? По восемь часов в день? Тамара Николаевна Москвина тоже уехала в Америку. Потому что не хочет умереть в нищете и пустых стенах. Как умер Жук. За счет того, что мы работаем с иностранцами, у нас, по крайней мере, есть какие-то деньги на своих. Сколько стоит подготовка олимпийского чемпиона, вы задумывались? - Нет. - И напрасно. Он же не выходит просто так - в трусах и тапочках, неизвестно откуда взявшись, прямо на Олимпийские игры. Это как минимум четыре года работы. Сейчас, например, тренерам тех, кто победил в Солт-Лейк-Сити, собираются дать премию. Говорят, по 40 тысяч долларов. Делим на четыре. 10 тысяч в год - это 800 долларов в месяц, правильно? А теперь начинаем считать: тренер по общефизической подготовке, который нужен шесть месяцев в году - 2 тысячи в месяц. Его приезды на соревнования, отъезды, прочие транспортные расходы - еще 2-3 тысячи. У нас в этом году был еще и психолог. Костюмы, музыкальные программы - все это делают другие специалисты. На покупку дисков в прошлом году я потратила пять тысяч долларов. На одном из них обнаружилась «Зима». Считаю, что это - удача. Большинство людей, привлеченных к подготовке Ягудина, жили у меня в доме. И модельер, и портниха, и Загайнов, а до него - Леонид Моисеевич Райцын, который тоже много работал с Лешей. Приезжала и массажистка. Когда ее не было, мы пользовались услугами американского специалиста. Сколько раз в неделю надо массироваться? И все это - за свой счет. Представляете, каким должен быть этот счет? Вот и выходит, что все деньги, которые я сейчас получу, давным давно мной истрачены. Как и деньги Ягудина. Мы не задавались вопросом, сколько мы тратим. Исходили из того, что если что-то требуется для подготовки, наша задача это обеспечить. Надо есть черную икру - будем есть икру. Меня даже таможня американская не останавливала, когда я по два килограмма возила. - Неужели не пытались отнять? - А как у меня можно отнять, если я ее Ягудину везу? Вот и все секреты. Делаешь все, что нужно. А все, что нужно, стоит денег. Плюс - железное расписание жизни: в шесть тридцать подъем, в семь - начало льда... Жизнь тренера - как коридор. Ты идешь по нему шесть дней из семи и не можешь никуда отлучиться, потому что вся твоя жизнь подчинена другим людям. Возвращаешься вечером и уже ничего не соображаешь. Только поесть на всех приготовить и в постель свалиться. Ко мне в Америку приезжала сестра, посмотрела на все это, а потом сказала: «Я никогда так бездарно не засыпала. Сразу! На каком-то диване!». - Влюбленность в своего ученика - обязательное условие для работы? - Для меня - да. А как их можно не любить? Ты пестуешь талант. И любишь этот талант. Каким бы он не был - французским, канадским, еврейским или русским. Конечно, ничто не может сравниться с тем внутренним чувством, которое возникает, когда поднимается свой флаг. Но я не имею права показать это ученикам. Чего это стоит - мое дело. Хотя меня редко можно увидеть на награждении, если это награждение не российское. - Фамилия Тарасова вам по жизни помогает? - Папа был удачливым человеком. Думаю, эту удачливость он оставил мне. Но не просто так, а через нечеловеческий труд. Когда до рвоты доработаешься. - А вашим ученикам ваша фамилия помогает? - Ну, знаете, они ведь все-таки выходят на лед со знаком качества. Это, возможно, звучит нескромно, но мне уже столько лет, что могу позволить себе быть нескромной. Профессию свою я люблю и знаю. И именно ваша таблица позволяет мне так думать. - Что вам больше нравится в работе - процесс или результат? - Процесс. Очень люблю, когда ко мне в Ньюингтон приезжает Нателла. Как бы не устала за день, не сплю - смотрю, как она рисует. Очень интересно создавался костюм для короткой программы Ягудина. Эскизов было множество. А потом вдруг - раз! В одну ночь. Обожаю, когда шьют костюмы - встаю ночью и тихо, чтобы никого не разбудить, хожу вокруг вешалок. Люблю, когда программа начинает расцветать. Иногда даже теряю интерес, как только понимаю, что программа получится. Слава, миг победы - это хорошо. Но очень кратковременно. Медаль сама по себе вообще не должна быть самоцелью. Задача тренера заключается в том, чтобы помочь ученику реализовать свои возможности. Если реализовал - он пойдет в этой жизни по другому руслу, выйдет на другой уровень жизни. Не только потому, что будет зарабатывать больше. - Известные модельеры не осаждают вас просьбами о сотрудничестве? - Я работала со Славой Зайцевым. Он помогал делать костюмы для Бестемьяновой и Букина. Обожала все Славины работы. Он оказал на меня очень большое влияние.Все, что делают сейчас, придумал много лет назад - и я это видела в эскизах. До сих пор помню серию его платьев для фигурного катания, сделанных, как цветы. Роза, лилия, незабудка, гладиолус...То было счастливое время. Когда можно было не спать - ночи напролет - и на все хватало сил. - Откуда пошли разговоры после Олимпийских игр, что вы чуть ли не парализованы? - Не знаю. Меня действительно немножко прихватило - типа невралгии. Все накопилось, видимо - и нервы и усталость, и огорчение. Было ведь очень оскорбительно и унизительно находиться в той обстановке. Сразу начинаешь сам себе задавать вопросы - что ты сделал за тридцать лет работы. И заслужил наверное, хотя бы уважительное отношения. Пусть даже не ко мне - а к тому парню, который выиграл Олимпийские игры. Вот и довела себя, что все мышцы в комок зажались. Лешка меня возил к мануальщику и тот за три трехчасовых сеанса привел меня в чувство. - Проясните, кстати, почему вас и Ягудина не оказалось на приеме у Путина. Версии были самые разные. - Я была в Москве. И знала по предыдущему опыту, что олимпийцев обычно принимают сразу. Лешка отдыхал в Америке - ждал, что я его вызову. Собирался приехать на день и привезти собаку - маме в Питер отправить. Я регулярно звонила в федерацию, узнать, когда планируется встреча. После одного из таких звонков предупредила, что улетаю в Америку, готовиться к чемпионату мира. А потом узнала, что именно в этот день, когда «не планировалось», из Америки в Москву для встречи с Путиным вызвали Москвину. Более того, она прилетела на том самом самолете, на котором летела в Америку я. Потом мне говорили, что, мол, приглашение посылали. Куда его могли послать? На деревню дедушке? В Америку такое приглашение не приходило. В Москву тоже. Видимо, просто руководители наши решили, что без меня им будет спокойнее. Я же, когда поняла, что вернуться в Москву уже не успеваю, поскольку прием начинается через час, сумела лишь дозвониться на НТВ до Ани Дмитриевой. Говорить не могу - плачу. Она сказала: «Приведи себя в порядок, напиши, что хочешь сказать, и через сорок минут мы тебе позвоним». Я написала письмо, прочитала его по телефону и эту запись включили, когда шел прием. Это все, что я знаю. Ну а потом мы с Лешей стали думать, как готовиться к чемпионату мира. - Когда началось ваше противостояние с федерацией фигурного катания? - Очень давно. Еще когда у меня катались Моисеева и Миненков. У меня никогда не складывались отношения с Писеевым (Валентин Писеев - президент федерации фигурного катания России - прим. ред.) Он всегда действовал по принципу «разделяй и властвуй». И держал всех в страхе: дам - не дам. Я же всегда была сама по себе. Сама решала все проблемы. За что, спрашивается, меня любить? Любят ведь того, в кого больше вкладывают. Но дошло до смешного: иностранцы спрашивали, почему русские не скрывают, что их устраивает любой чемпион, лишь бы не Ягудин. Когда Лешка ко мне переходил, сама слышала, как Писеев ему говорил: «Ты что, с ума сошел? К кому ты идешь?». А потом приложил все силы, чтобы посредством Плющенко уничтожить Ягудина. Когда Леша катался у Мишина, им точно так же «убивали» Кулика. Я, кстати, когда брала Илью (а это было шесть лет назад), просила, чтобы мне отдали и Виталия Давыдова. Бралась поселить его у себя в Америке, кормить, - тем более, что он все равно собирался уходить от тренера. Вдвоем парням легче тренироваться. К тому же вполне представляла, что могла бы сделать с Давыдовым. Он мне нравился. А сейчас на чемпионате мира катался за Белоруссию и остался 24-м. - Вас грело, что победа Ягудина в Солт-Лейк-Сити - единственная, которая не сопровождалась никакими сомнениями и скандалами? - А как же! Ведь это - результат нашей совместной работы. Поэтому мне и показалось, что мое присутствие на приеме у президента, где, наверняка, намеревались докладывать как плохо и ужасно все было в Солт-Лейк-Сити, никому не нужно. Понимала прекрасно, что победа Ягудина у всех - как бельмо на глазу. Вот если бы Плющенко с четвертого место на первое прыгнул - дело другое. - Столь обостренное соперничество, как между Плющенко и Ягудиным, вы считаете нормальным? - Оно ведь еще подогревалось всячески. Я поэтому и не поехала на заключительный сбор с российской командой. Слава Богу, что могу себе это позволить. Готовились мы в Калгари. И туда мне по факсу друзья присылали все, что публиковалось о Леше в московской и питерской прессе. Алексей Николаевич Мишин регулярно давал интервью. Чего только не говорил - что Ягудин - кривой, косой, сутулый... Сначала эти интервью появлялись два раза в неделю, потом начали выходить каждый божий день. Именно тогда я и поняла, что Плющенко проиграет Олимпиаду. Выдержать такой тренерский психоз, находясь рядом - невозможно. - А возможно ли вообще объяснить, отчего упал Плющенко? - Хоть они с тренером и говорили, что на них действует психолог Загайнов, на самом деле просто не были готовы к сезону. Я же приезжала в Санкт-Петербург на этап «Гран-при» с итальянской парой. И была на всех тренировках. Женя постоянно прыгал в недокрут. В том числе и четверной лутц, про который Мишин рассказывал всем, что прыжок будет исполняться в соревнованиях впервые в мире. Не думаю, что он не помнил, что лутц делали и Женя Плюта, и Майкл Вайсс, и Элвис Стойко. Говорил, скорее, для устрашения остальных. Но прыжок-то был неподготовленным. Плющенко тогда упал три раза. Да и потом чисто не катался нигде - ни на чемпионате России, ни в финале «Гран-при». Видимо, слишком поздно закончили с постановкой произвольной программы. А потом и ее стали менять. В принципе, не мое дело обсуждать их работу. Я всегда уважительно отношусь к чужому труду. Но не люблю, когда хулят мою. Каждый из нас ведь делает то, что может. У нас получилось лучше. Но ведь и они старались. Хотя поражение оказалось полным. Плющенко ведь не поехал ни на чемпионат Европы, ни на чемпионат мира. А в тур Коллинза, где 90 выступлений, насколько мне известно, поедет. И вряд ли будет ссылаться на травмы. - Вы с Ягудиным приехали в Японию к самому началу чемпионата мира. Получается,выступление пришлось на самый пик акклиматизации? - Да. И это никак не сказалось на его катании - настолько блестящей оказалась форма. Сама была удивлена. Мы же до этого целую неделю занимались совершенно другой работой. Делали новую программу. Искали шаги, которые вообще до этого себе не представляли. У Леши от непривычной нагрузки болел каждый сантиметр кожи. Я уж боялась, как бы чего не вышло - так под конец кувыркались. Представьте, кстати, что могло быть, если бы Ягудин не поехал на чемпионат мира. Вообще могли бы на следующий год с одной вакансией остаться. - Неужели вы руководствовались именно этим, когда принимали решение ехать в Японию? - Нет. Но потом обсуждали. - Почему в качестве сопровождения произвольных программ вы с Ягудиным в большинстве случаев выбираете музыку из «оскароносных» фильмов? - Леша вообще любит кино. Очень хорошо его знает, много смотрит. И я люблю такую музыку. В ней всегда заложен сюжет. Помню, посмотрев «Дракулу», была настолько потрясена, что сразу сделала программу для Климовой и Пономаренко - с ней они выиграли профессиональный чемпионат мира. - В кино вы с учеником ходите вместе? - Он меня никогда не берет. Да и английский язык у меня, в отличие от Лешкиного, не очень. А он - фанат. Память - феноменальная. Школу-то, кстати, с медалью закончил. Все русские песни, которые сейчас существуют в записях, знает наизусть. Поет в машине часами, и поет хорошо. Хотела даже купить ему гитару. - Ягудин умеет играть? - Научится. - Среди российских фигуристов есть спортсмены, с которыми вам было бы интересно поработать? - Я хотела бы взять спортивную пару. С чего начинала, тем и закончить. - На следующих Играх в Турине? - Турин для меня особенный город: там я закончила кататься сама. В 1967-м мы с Жорой Проскуриным выиграли Универсиаду, а когда после награждения поехали по кругу почета, я споткнулась о резиновую дорожку, упала и выбила плечо. Доработать до Турина было бы символично. - А поработать с одиночницей не мечтали? - Я работала с Николаевой. И знаете, поняла, что рядом с Лешей нельзя тренировать никого. Потому что не остается ни времени ни сил. У другого ученика, к тому же, неизменно появляется чувство, что ты ему недодаешь. Это так и есть. - Но мечта хотя бы осталась? - Мечты сейчас вообще никакой нет. Разве что лучше себя чувуствовать. И похудеть. Так, чтобы никто меня не узнавал. 2002 год
|
Фигурное катание - Тренеры
