Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Ощущение, что можно выдохнуть, появилось только после того, как удалось начать ходить без опоры и помощи. Об этом в интервью RT заявил Александр Галлямов, получивший травму во время визита на Байкал весной. По его словам, тяжелее всего было восстанавливать прыжки, так как присутствовал страх при приземлении на прооперированную ногу. В свою очередь, Анастасия Мишина призналась, что из-за проблем партнёра со здоровьем впервые провела отпуск далеко от родины и поработала в группе Вероники Дайнеко. При этом оба фигуриста не раскисают из-за отсутствия возможности выступить на Олимпиаде в Милане.

— Саша, вы прилично взбаламутили информационное поле, опубликовав полное описание травмы голеностопа, случившейся в марте на Байкале. А что происходило у вас в голове в момент самой травмы? Когда поняли, что это не просто растяжение?

— На Байкале в травмпункте ближайшего посёлка мне наложили гипс и врач сказал, что операция не понадобится, нужно просто на месяц дать ноге покой. Но сам гипс, как мне показалось, был наложен не слишком аккуратно, и я решил его поменять как только вернусь домой в Санкт-Петербург. Поехал в травмпункт, там сказали, что накладывать гипс без снимка не имеют права, я, естественно, согласился, и вот как раз тогда впервые прозвучало, что потребуется операция. После этого всё и завертелось: КТ, МРТ, уже другая клиника, другие, более профильные специалисты, которые подтвердили, что обойтись без хирургического вмешательства не получится. Возможно, дело было ещё и в том, что за две недели, которые прошли после травмы, с голеностопа сошёл отёк и картина стала более чёткой.

Вот тогда-то я и понял, что всё действительно намного серьёзнее, чем казалось на Байкале. Но даже в тот момент не было полного осознания реальности — был просто в шоке. Тогда ведь ещё не было информации, что нас с Настей не допускают до Олимпиады, она появилась только в мае.

— Это самая серьёзная травма из тех, что случались за время карьеры?

— Да. Раньше были травмы, полученные больше по глупости. Например, в 15 лет, когда я катался ещё не с Настей, а с Сашей Полищук, мы как-то играли на паркете в футбол. Я стою в центре атаки, чтобы просто с фланга замкнуть передачу и забить, но промахиваюсь по мячу. А в зале ворота не как в большом футболе, с круглыми штангами, а с квадратными. И я так слегка пальцем по штанге ударил,

— И палец вылетел?

— Сначала всё было в порядке. Я сходил на тренировку, мы прокатали короткую программу, я вот потом появилось ощущение, что палец стало больно поднимать. Папа отвез меня в травмпункт, там наложили гипс, сказали две недели его не снимать, я продержался полторы недели, потом снял и пошел кататься, чтобы поскорее выступить на соревнованиях. Но не получилось — тренер сказал, что геройствовать ни к чему.

— Насколько тяжело было восстанавливать ногу сейчас?

— Когда я начал ходить самостоятельно, без какой-либо опоры и чужой помощи, только тогда пришло ощущение, что могу выдохнуть. Очень хорошо понял, кстати, что настоящие друзья познаются именно в такие моменты жизни. Я реально очень благодарен тем, кто в тот период был рядом. Куда-то отвозил, привозил, помогал с бытовыми вопросами.

— Поскольку нога — правая, за руль садиться не могли?

— Не поверите, сам научился. Я же левша. И в футболе у меня основная нога — левая. Так что в случае совсем уж крайней необходимости куда-то ехать, подгибал правую и левой нажимал на педали. Машина-то — автомат. Но старался без нужды не рисковать. Кстати, пока восстанавливался, в голову пришла бредовая мысль: хочу научиться ездить на механике. Жил я в то время на даче, как-то увидел, что рядом стоят «пятёрка» и «семёрка», и в голове просто щёлкнуло: хочу! Вот сейчас довожу своего «малыша» до ума.

— Не было проблем с тем, чтобы, начав кататься, влезать в коньки?

— Внутреннюю часть ботинка пришлось расширять, но каких-то больших сложностей не было. Я же занимался в процессе восстановления лечебной гимнастикой, плавал, разрабатывал сустав. Поначалу психологически было страшновато даже просто стоять с опорой на две ноги, но занимались со мной шикарные специалисты, просто лучшие.

— Самое мучительное при таких травмах понимать, что восстановление — это очень небыстрый процесс.

— Это правда. Но я старался не акцентировать на этом внимание. Знал, что для участия в олимпийском отборе у нас должны быть контрольные прокаты, поэтому в глубине души давал себе установку, что надо успеть восстановить кондиции к середине августа. Это потом уже стало понятно, что можно не форсировать процесс.

— Что оказалось тяжелее всего восстанавливать на льду?

— Прыжки. У меня правильная техника с детства поставлена, с ней проблем никаких нет. Но поначалу было очень страшно приземляться на правую ногу. В этом плане самым сложным прыжком для меня оказался одинарный риттбергер. Поначалу нога очень болела, отекала, приходилось сразу после тренировок ехать на процедуры, каждый день проходить определённый курс восстановления, в общем, график был просто сумасшедший. Я же ещё пропустил довольно много занятий в магистратуре, пока ходил на костылях. Не хотел появляться в таком виде на людях.

— Было не то, чтобы стыдно, но не очень приятно. С другой стороны, это сильно подстёгивало желание как можно быстрее начать ходить.

— Ощущение, что, нынешний сезон — олимпийский, а вы вне игры, долго мучило?

— Стараюсь на этом не зацикливаться. Мы всё равно продолжаем заниматься любимым делом, все равно будем кататься. Первый раз мы выступили на публике в конце июля в Игоре, и как раз там я остро ощутил, как это классно и приятно. Только ради этих ощущений стоило восстановить форму.

— Поскольку к нашей беседе присоединилась Настя, вопрос ей: какая из нынешних постановок вам больше нравится?

А.М. — Сложный выбор. Нравятся обе, но по-разному. «Травиата» — это как-то немножко провокационно. Понятно же, что мы готовили эту программу на Олимпиаду. Но решили ее оставить, даже при том, что не едем в Милан.

— «Травиата» — это, конечно же, не «Кармен», но тоже достаточно популярный выбор в фигурном катании. Как сделать такую постановку — особенной?

А.М. — В любом случае эта музыка — про праздник. И наша задача завести публику, заставить её почувствовать это настроение. Пусть нас не допускают, у нас все равно праздник, мы все равно катаемся.

— Кто из вас тяжелее переживал ощущение рухнувших надежд?

А.М. — Мне кажется, каждый по-своему. Для нас это реально был непростой период: мало того, что случилась травма, в конце концов, в спорте такое не всегда зависит от чьей-то вины, но тут ещё и сообщение пришло, что мы не едем на Олимпиаду…

А.Г. — Когда я стал играть в медиалиге, все ведь постоянно ждали: когда Галлямов сломается на этом своем футболе. А по факту сломался я там, где вообще ничто не предвещало.

— В медиалиге будете продолжать играть?

А.Г. — Если в Петербурге снова появится клуб, то с удовольствием. А ездить на игры в Москву, я это просто не вывезу, будет слишком тяжело. Мне кажется, я вообще держать мяч разучился — играл-то последний раз в конце февраля.

— Настя, чем вы занимались, пока лечился партнёр?

А.М. — Сначала мы обсуждали с Тамарой Николаевной, стоит ли мне уйти в отпуск, или продолжать тренировки. Когда выяснилось, что Саша не через неделю выйдет на лёд, и не через две, я поехала отдыхать. Сначала в Турцию, потому что это был наиболее быстрый вариант для того, чтобы всё спланировать, потом на недельку улетела в Малайзию. Тоже был интересный опыт, поскольку так далеко я в отпуск ещё не летала. Как только вернулась, сразу начала заниматься прыжками с группой Вероники Анатольевны Дайнеко.

— Прыжки сильно подтянулись благодаря этому?

А.М. — Считаю, что да. До четверных мне пока далеко, но время точно прошло не зря.

— А вообще, когда тренируешься в паре, на отработку прыжков много остается времени?

А.М. — Время-то есть, а вот сил, чтобы полноценно начать учить что-то новое, хватает не всегда. Когда мы катаемся в паре, сначала, как правило, идут какие-то прокаты программ, парные элементы, и только потом, уже в середине дня, либо в конце тренировки, дело доходит до прыжков.

— Что это за ощущение, когда начинать снова кататься с партнёром приходится буквально с азов?

А.М. — У нас никогда не было таких больших перерывов, но мы вспомнили все элементы на удивление быстро. То есть, опыт никуда не делся: всё-таки девятый год мы с Сашей катаемся в паре, да и до этого катались с другими партнёрами. Сложнее оказалось катать программы целиком, набирать функциональную форму.

— Как заставить себя не думать, работая в поддержках, что твой партнёр стоит на льду не так уверенно, как раньше?

А.М. — Когда мы начали восстанавливать первые поддержки, было и непривычно, и страшно. Невольно страхуешься, думаешь: если мы будем падать, что делать? И когда понимаешь, что мысленно готов к абсолютно любому варианту, уже вроде и нормально становится.

— Что вам даёт работа с Альбертом Галичаниным?

А.М. — Он отличается от большинства специалистов, с которыми мы работали раньше. Обычно хореографы рассказывают, как в том или ином фрагмента программы работать руками, ногами, а Альберт Евгеньевич как бы даёт посыл, с которым должен делаться каждый жест, взгляд. Заигрывание это, или, наоборот, обида, адресован ли жест залу, или только партнеру, и так далее.

— Уже задавала вопрос вашему тренеру, спрошу и вас: нынешняя работа — это стремление восстановить то, что было, или есть какие-то вещи, в которых вы стали лучше?

А.М. — В том, что касается техники, текущая задача заключается в том, чтобы полностью восстановить все элементы. Как только почувствуем, что недочётов не осталось, сразу начнём двигаться дальше. А вот в плане эмоций и хореографии мы стали чувствовать себя иначе.

А.Г. — Интересный момент, кстати: когда мы начали катать старую произвольную программу, которую не исполняли три года, поняли, что на одних и тех же шагах перестали помещаться на льду. То есть, катание однозначно стало более расмашистым. И быстрым.

— А почему не рискнули показать какую-то из соревновательных программ во время традиционных сентябрьских прокатов в Игоре?

А.Г. — По банальной причине — там лёд меньше размером чем тот, на котором мы тренируемся у себя в школе. В предыдущий олимпийский сезон мы катали в Игоре и короткую программу, и произвольную, но было невероятно тяжело и даже в каком-то смысле опасно, поскольку приходилось размещать элементы не так, как на большом катке.

— Как вы оцениваете свою готовность сейчас?

А.М. — Она не идеальна, но мы способны показать две полноценные программы.

А.Г. — В прошлом году, когда мы выступали на контрольных прокатах, мы тоже далеко не идеально выступили. Я, например, во вращении меньше оборотов делал, потому что накануне приболел и еле-еле успел выздороветь и относительно восстановиться. Очень тяжело было начинать сезон. Сейчас тоже непросто, но наша задача — идти маленькими шагами, чтобы к самым главным соревнованиям успеть всё подготовить должным образом.