Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Эту фразу главный тренер российской сборной по греко-римской борьбе Геннадий Сапунов произнес вовсе не в адрес своего спортсмена. Она была сказана в тот момент, когда чемпион сиднейских Игр в тяжелой категории американец Рулон Гарднер покидал ковер в гробовой тишине, проиграв полуфинальную схватку Георгию Цурцумия.

Его поражение убило интригу, кульминации которой Россия ждала долгих четыре года. Вся страна была одержима желанием увидеть, как в финале Олимпийских игр Гарднер, обыгравший Александра Карелина в Сиднее, будет растерзан преемником великого борца Хасаном Бароевым.

Иного развития сюжета не допускал никто. Поэтому и не скрывал своего разочарования Сапунов: «Мы так хотели, чтобы американец вышел в финал. Чтобы наказать его именно там».

Гарднер и без этого был несчастен. Он ехал в Афины, зная, что там навсегда попрощается с борьбой. Ему до самозабвения хотелось уйти непобежденным. Не только потому, что это красиво. Четыре года, отделившие афинские Игры от сиднейских, принесли борцу титул чемпиона мира 2001 года. Дома, в Америке, Гарднер собрал множество титулов - борец года, спортсмен года, лауреат премии Джесси Оуэна, но так и не сумел искоренить в сознании борцов всего мира мысль, что сиднейское золото досталось ему несправедливо.

Журналистам американец как-то признался:

- Все эти четыре года я думал о том, что Карелин вернется. Что он изменит свое решение о завершении карьеры и вернется - чтобы еще раз выступить на Олимпийских играх. И я выиграю у него еще раз. Ради этого я истязал себя тренировками до предела. Когда произошел несчастный случай в горах (Гарднера засыпало снегом в каньоне, он провел в ожидании помощи всю ночь, не имея с собой никаких теплых вещей и чудом избежал ампутации ног. - Прим. Е.В.), врачи долго удивлялись тому, что я выжил. Но я точно знал, почему выжил. Ради того, чтобы победить Карелина еще раз. А если он не приедет, победить его призрак в своей душе.

Несчастье явилось к американцу в полуфинале - в виде казахского борца Георгия Цурцумия.
Матч за третье место Гарднер выиграл. Но не так он мечтал уйти. Да и сам факт, что его, плачущего, всего лишь какие-то секунды назад положившего снятые борцовки на центр ковра, уже вовсю торопят просьбой освободить помост для участников финального поединка, выглядел как насмешка.

Отсутствие американца в финале ничуть не делало задачу Бароева более легкой. Цурцумия казался поопаснее хотя бы в силу того, что ему, в отличие от Гарднера, не пришлось обессиливать себя сгонкой веса. Да и психологического груза на казахском спортсмене лежало не в пример меньше, чем на его российском сопернике. Слова «наследник Карелина», которые Бароев наверняка слышал бессчетное число раз, подразумевали не просто победу. А победу категорическую. Из разряда тех, какие сам Карелин одерживал на протяжении стольких лет.

При этом никто не вспоминал, что на своих первых Играх - в Сеуле в 1988-м - Карелин чуть не проиграл. Ему было столько же лет, сколько сейчас Бароеву, и на него точно так же возлагали надежды. Когда в руководящих верхах обсуждалось, кто именно понесет советский флаг на церемонии открытия Игр и была предложена кандидатура Карелина, решающим аргументом стало заверение тренеров, что этот парень стопроцентно выиграет золото.

А он, едва начался поединок, чуть не улетел с ковра, запущенный с «кочерги» (довольно распространенного по тем временам борцовского приема) болгарином Рангелом Гировским. И лишь ценой невероятных, непонятно откуда взявшихся в самом конце поединка усилий вырвал победу.

Вспоминал позже, что совершенно не помнит, как боролся, что именно делал на ковре. Олимпийский дебют Бароева оказался похожим. После финала довелось услышать, как двое опытных иностранных коллег, на глазах которых прошла вся карьера Карелина, одобрительно говорили в адрес нового чемпиона: молодец парень. Очень грамотно построил поединок. Совсем как Карелин в лучшие годы: никуда не торопясь, вымотал соперника, а когда тот полностью потерял способность сопротивляться, провел один-единственный прием.

Не думаю, что Бароев рассуждал столь же трезво. Он просто стоял насмерть. И бессмысленно сейчас пытаться понять, каким образом российский спортсмен нашел в себе силы на последний бросок. Вряд ли когда-нибудь он сможет объяснить это сам