Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Прыжок, на котором, по большому счету, закончилась моя спортивная карьера, я, наверное, буду помнить всю оставшуюся жизнь. Это было в Днепропетровске в 1978 году на контрольных соревнованиях по прыжкам с 10-метровой вышки за три недели до чемпионата мира в Западном Берлине. Соревнования ничего не решали (все документы и заявки на команду уже были посланы в Западный Берлин), прыжок был последний, и на абсолютно удачном входе в воду, мысленно отметив, что в очередной раз выиграла, я не успела нормально соединить руки. Их разорвало водой, и в тот же миг я почувствовала резкую боль в левом плече.

Три следующие недели я не могла прыгнуть вниз головой даже с бортика, рука не поднималась ни вперед, ни в сторону. С наступлением ночи плечо начинало дергать, как больной зуб, и я бродила по коридорам гостиницы, чтобы не будить соседок по номеру. Утром же, в бассейне, чувствовала на себе раздраженные взгляды начальства: заменить меня в команде было просто некем. За два дня до соревнований, уже в Западном Берлине, в мой гостиничный номер зашел начальник управления плавания Алексей Мурысев. «Тебя никто не может заставить выступать, - сказал он. - Но ты же сама понимаешь ситуацию...».

«Ситуация» заключалась в том, что главным в те годы было не столько стать первыми, сколько выиграть у сборной ГДР. За проигрыш всего лишь матчевой встречи главный тренер вполне мог лишиться работы. Да и слова из песни «Раньше думай о Родине, а потом - о себе» были не просто словами. Надо отдать должное спортивным руководителям тех времен: идеологически настроить на борьбу они умели превосходно. Надо ли удивляться, что я согласилась выступать? И, наверное, сделала бы это и сейчас.

Выходя из комнаты, Мурысев сказал: «Не волнуйся, тебе сделают новокаиновую блокаду. Больно не будет».

Утром следующего дня я узнала от врача, что новокаин стоит в списке запрещенных препаратов.

Как я прыгала, не помню. Даже не помню боли. В открытом бассейне было страшно холодно - градусов 13 тепла. Несколько раз дождь сменялся градом, и соревнования останавливали. Перед заключительным, восьмым, прыжком я была второй. В этом прыжке я не ошибалась никогда, поэтому, собственно, он и был в моей программе последним. Но когда я уже встала в стойку спиной к воде, поднялась на носки и подняла руки вверх, начался жуткий ветер.

В таких случаях прыгуны обычно отходят в сторону, пережидая порыв. Мне кричали снизу, чтобы я отошла, но я не могла. Потому что настроила себя на восемь прыжков и понимала, что просто не смогу заставить себя поднять руки в девятый раз.

В итоговом протоколе мой результат остался шестым. На следующий день мой первый и единственный тренер - Валентина Николаевна Дедова, увидев у меня в руках новый купальник, безразлично спросила, зачем он мне. Не собираюсь же я продолжать прыгать? И так же буднично добавила, что если собираюсь, то делать мне это придется без ее помощи.

Спустя много лет я поняла, что Дедову терзали куда больше меня. Моя медаль была плановой, успеха требовали в первую очередь от тренера, и у Дедовой просто не выдержали нервы: неудача в Западном Берлине оказалась своего рода последней каплей. Наверное, надо было просто переждать, дать ей отдохнуть, прийти в себя. Но тогда, в бассейне, услышав тренерское: «Больше в тебя не верю», я поняла, что мой мир рухнул.

В Центральный институт травматологии и ортопедии (ЦИТО) я попала только месяца через три, твердо для себя решив, что буду продолжать прыгать. Сейчас могу задать себе вопрос: «Зачем?». Золотая олимпийская медаль у меня уже была, масса других тоже. Но тогда, честно говоря, я даже не представляла, что когда-то придется уйти из спорта. Потому что, кроме как прыгать в воду с 10 метров, в тот момент я не умела ничего.

Диагноз был неприятным - деформирующий артроз. Как объяснили врачи, от того днепропетровского удара суставная сумка плеча разорвалась, жидкость вытекла, и кости стали тереться друг о друга. За три недели вынужденного отдыха в суставе отложились соли, и уже на чемпионате мира при каждом движении руки кости принимались стачивать друг друга, как два напильника. «Если бы ты попала к нам сразу после травмы, сейчас была бы в полном порядке, - сказала мне заведующая отделением Зоя Сергеевна Миронова. - А сейчас... Травма-то уже застарелая. Подлечить мы тебя, естественно, подлечим, но, боюсь, прыгать будет все равно больно».

В 1979-м я провела в ЦИТО с небольшими перерывами больше трех месяцев. Самым жутким было ощущение своей собственной ненужности. Кто-то из тренеров сообщил: в Спорткомитете настаивают на том, чтобы передать мою спортивную стипендию другой спортсменке. Партийное руководство ЦСКА, за который я выступала, обнаружило, что в течение проведенного в ЦИТО времени я не платила комсомольские взносы, и потребовало исключить меня из комсомола. Дело кончилось строгим выговором, но, тем не менее, я на год лишилась возможности выступать в соревнованиях - стала невыездной. А в 1980-м на отборочном - к Олимпийским играм - чемпионате страны осталась только пятой: с первого прыжка трясло так, как никогда в жизни. Я попросту разучилась соревноваться...

Когда-то о травмах и профессиональных спортивных заболеваниях говорить вслух было не принято. В 1968 году олимпийский чемпион Токио боксер Валерий Попенченко писал: «О любительском боксе можно смело сказать, что этот вид спорта по числу травм стоит едва ли не на одном из последних мест. Впереди, пожалуй, можно поставить лишь шашки, бильярд и шахматы. Так, во всяком случае, утверждает мировая статистика...».

Мировая медицинская статистика утверждает обратное: как только спорт становится профессией, вероятность травм резко возрастает. Спорт высших достижений - это зона повышенного риска и постоянных стрессов. Ни одна, даже самая мелкая травма не проходит бесследно. У людей, прошедших спорт, в несколько раз быстрее изнашиваются суставы, сосуды, связки. Причем бокс в списке наиболее опасных видов занимает одно из первых мест. Инвалидностью завершилась карьера знаменитого тяжеловеса Евгения Горсткова, у которого за всю карьеру практически не было тяжелых нокаутов. Первый обладатель Кубка мира средневес Руфат Рискиев страдает тяжелой формой болезни Паркинсона и сильнейшим артрозом кистей рук. Олимпийский чемпион Мюнхена Вячеслав Лемешев умер в 43 года. За несколько месяцев до этого ему делали трепанацию черепа, после которой он семь дней не выходил из комы. Чуть позже врач, проводивший исследования, сказал: «За всю свою жизнь мне не приходилось видеть, чтобы головной мозг был настолько поврежден».

Помните, как зажигал олимпийский огонь в Атланте легендарный Мохаммед Али? Ноги не слушались его, руки тряслись... Али было безумно жалко, несмотря на то, что своей карьерой боксера он заработал миллионы, десятки, сотни миллионов долларов.

Видом спорта, где травмы и постоянный риск неизменно входят в правила игры, всегда была спортивная гимнастика. По статистике спортивной клиники ЦИТО, гимнастика далеко опережает прочие виды спорта. Это неудивительно: даже тренировки требуют предельной концентрации. Каждый элемент - на грани возможного.

В советской олимпийской гимнастической сборной образца 1988 года не было ни одного спортсмена, который не был бы прооперирован хоть однажды. Через четыре года - в Барселоне - единственный исключением оказался Валерий Беленький. Команда Атланты вновь прошла через ЦИТО в полном составе. Рекордсменом всех времен и народов по количеству травм и операций считается двукратный олимпийский чемпион Сергей Харьков. Его послужной список в ЦИТО начинается стрессовым переломом большой берцовой кости голени. В некоторых видах спорта, а в гимнастике чаще, чем где-либо, подобная травма довольно распространена: кость расслаивается от непомерных нагрузок. Кстати, когда в конце февраля на корте сломал обе кости голени теннисист Андрей Чесноков, а хирург, оперировавший его в США, сказал, что подобных переломов в теннисе просто не бывает, я услышала от известнейшего хирурга, основательницы спортивного отделения ЦИТО Зои Мироновой: «Так сломать ногу Чесноков мог только в одном случае: если у него уже был стрессовый перелом».

Предпереломное состояние кости (так называемая зона Лозера) у Харькова наметилось перед Играми в Сеуле. Там он стал чемпионом в командном первенстве и выиграл вольные упражнения. Сразу после Игр ему имплантировали в голень двадцатисантиметровую металлическую пластину, с которой он тренировался и выступал почти год. В 1989-м гимнаст попал в ЦИТО с диагнозом «разрыв и омертвение бицепса бедра» - мышца разорвалась в двух местах, и ее пришлось полностью удалить. В 1990-м у Харькова оторвалась большая грудная мышца (аналогичную травму весной прошлого года получил олимпийский чемпион борец Александр Карелин). ЦИТО был закрыт на ремонт, хирурги находились в отпуске, но заведующий отделением и главный его хирург Сергей Миронов и второй хирург клиники Сергей Архипов, к счастью, были в Москве и прооперировали Харькова в одной из городских больниц. Следующей травмой Харькова стал тяжелейший вывих стопы. Ее вправили и закрепили специальными спицами. Для гимнаста такая травма считается одной из наиболее неприятных, поскольку от состояния стоп в большой степени зависит конечная стадия любой комбинации - доскок.

В Атланте Харьков стал чемпионом в командном первенстве. Но два месяца назад (вот уж действительно рок) на одном из коммерческих турниров в Германии разорвал ахилл.

Главный тренер сборной России по гимнастике Леонид Аркаев, более двадцати лет занимающий этот пост, в телевизионной передаче накануне Олимпийских игр в Атланте сказал: «Если гимнаст получает травму, в этом почти всегда бывает виноват тренер».

Думаю, так бывает далеко не всегда. Давно известно, что чем выше пик формы спортсмена, тем больше риск «сломаться». Причиной травмы может стать любая случайность. Вот только платит за это всегда сам спортсмен. По крайней мере, я не знаю ни одного случая, чтобы тренеру пришлось отвечать, даже когда его вина была очевидной.

В начале июля 1980 года в Минске, где сборная СССР по гимнастике готовилась к Олимпийским играм, случилась трагедия - на тренировке разбилась чемпионка мира и Европы Елена Мухина. Ее тренер - Михаил Клименко - на пару дней уехал в Москву (в кулуарах шли разговоры, что Мухину могут не включить в основной состав, и Клименко поехал «отстаивать» ученицу в верхах). Лена работал самостоятельно и на одной из тренировок решила попробовать уникальную связку. Суть ее заключалась в том, что после фляка и сложнейшего (полтора сальто с поворотом на 540 градусов) прыжка приземление должно было происходить не на ноги, как обычно, а головой вниз, в кувырок. Гимнастка неудачно толкнулась, высоты не хватило, и на глазах главного тренера женской сборной Амана Шаниязова, гостренера Лидии Ивановой и тренера команды по акробатике (больше в зале не было никого) она врезалась в пол, сломав шею.

За первые восемь лет ее оперировали несколько раз. Первая операция - на позвоночнике - была сделана лишь через сутки после травмы в Минске. Она длилась несколько часов, однако результат (во многом из-за промедления) был малоутешительный: Мухина осталась почти полностью парализованной. Потом у нее стали отказывать почки. После очередной операции в боку гимнастки образовался свищ, который не затягивался полтора года. Каждый раз врачам с колоссальным трудом удавалось выводить Мухину из послеоперационной комы - организм отказывался бороться за жизнь.

Семнадцать с лишним лет Мухина не может ни стоять, ни сидеть, ни держать в руке ложку, ни даже набирать телефонный номер. Когда телефон звонит, 83-летняя бабушка, с которой живет Лена, снимает трубку и кладет ей на ухо. Она платит за каждый сделанный укол, за массаж, платит человеку, который покупает продукты и лекарства. При этом ей удается сохранять удивительно спокойное состояние души и неизменно доброжелательный тон. Как? Это у меня не укладывается в голове. Когда я как-то позвонила и предложила подъехать помочь (бабушка приболела), Мухина отказалась: «Спасибо, но я пока справляюсь. Мне нельзя слишком привыкать к чужой помощи».

- Лет семь назад, после всех этих бесчисленных операций, я решила, что если хочу жить, то из больниц мне надо бежать, - рассказывала она. - Тогда же я поняла, что надо кардинальным образом менять свое отношение к жизни. Не завидовать другим, а учиться радоваться тому, что мне доступно. Иначе можно сойти с ума. Поняла, что библейские заповеди «не думай плохо», «не поступай плохо», «не завидуй» - не просто слова. Что между ними и тем, как человек себя чувствует, есть прямая связь. Я стала чувствовать эти связи.

Конечно, поначалу я страшно жалела себя. Особенно тогда, когда впервые после травмы вернулась домой, откуда уходила на своих ногах и где все по-прежнему предполагало присутствие человека на ногах. К тому же почти каждый, кто приходил меня проведать, спрашивал: «Ты собираешься подавать в суд?»

- А как ты думаешь, кто в этом виноват?..

Однажды она сама в какой-то степени ответила на этот вопрос, сказав: «Я приучила Клименко к тому, что могу тренироваться и выступать с любыми травмами. А остальные... Они смотрели на это сквозь пальцы».

Двадцать с небольшим лет назад мы вместе тренировались в гимнастическом зале ЦСКА, который располагался в двадцати шагах от бассейна. Гимнастическая жизнь Лены во многом проходила у меня на глазах. Что-то я узнавала от нее самой, что-то - от других.

В 1975-м во время Спартакиады народов, которая у гимнастов проходила в Ленинграде, Мухина неудачно приземлилась на голову в поролоновой яме. О том, чтобы сняться с соревнований, не могло быть и речи. Совершенно случайно врач команды, зачем-то окликнувшая спортсменку, обратила внимание на то, что Мухина, вместо того чтобы повернуть голову, поворачивается всем телом. Когда были сделаны рентгеновские снимки, выяснилось, что при падении произошел отрыв остистых отростков шейных позвонков. Мухины положили в больницу, но каждый день после врачебного обхода за ней приезжал тренер и забирал в зал, где, сняв с шеи ортопедический ошейник, Мухина тренировалась до вечера. Через несколько дней она впервые почувствовала, что на тренировках стали неметь ноги и появилось ощущение какой-то странной слабости, которое уже больше не проходило.

В 1977-м, когда Мухина тренировалась дома перед чемпионатом мира, она ударилась боком о нижнюю жердь брусьев так, что та расщепилась. «По ощущениям я сломала себе ребра, - рассказывала позже Лена. - Но тогда, посидев десять минут на матах, в полубессознательном состоянии отработала еще и вольные, и бревно. Когда стало совсем плохо, подошла к тренеру, но он лишь процедил сквозь зубы: «Ты вечно ищешь повод ничего не делать».

В 1978-м за две недели до Молодежных игр Мухина на брусьях выбила большой палец руки так, что он полностью вышел из сустава. Вправила его сама - сжав зубы и закрыв глаза. Но на этом травмы не закончились: на разминке перед соревнованиями она не рассчитала разбег (в зале помыли пол и уничтожили сделанные мелом пометки), упала при приземлении с прыжка и ударилась головой. Хореограф тайком, чтобы не привлекать внимания тренеров, носила ей нашатырь, и Мухина, сойдя с очередного снаряда, зажимала ватку в ладонях.

Без разминки, с листа, она отработала все - и выиграла.

Она выиграла и чемпионат мира. Сначала - в команде, еще через день - стала абсолютной чемпионкой, обыграв в числе прочих абсолютную чемпионку Игр-76 Надю Комэнеч. Попала в финал на трех снарядах из четырех и собрала еще один полный комплект наград, завоевав серебро на брусьях и бревне и разделив золото в вольных упражнениях с двукратной олимпийской чемпионкой Монреаля Нелли Ким.

Это безумное напряжение не могло пройти бесследно. Когда мы с Мухиной периодически встречались в зале, она выглядела заторможенной, часто плакала. Как-то сказала, что не успевает полностью перейти проспект перед спорткомплексом ЦСКА, пока горит зеленый свет, - не хватает сил. При этом ее произвольная программа практически на всех снарядах продолжала оставаться сложнейшей в мире.

Осенью 1979-го на показательных выступлениях в Англии Мухина сломала ногу. Полтора месяца проходила в гипсе, но когда его сняли, выяснилось, что сломанные кости разошлись. Их поставили на место, наложили гипс заново, и на следующий день (на этом настоял тренер) Мухина уже была в зале - работала на снарядах, приземляясь на соскоках на одну ногу. Через два месяца после того, как гипс был снят, она делала уже все свои комбинации.

«Клименко всегда страшно нервничал перед соревнованиями, дергал меня, - вспоминала Мухина. - Наверное, потому, что прекрасно понимал, что его собственное благополучие и карьера напрямую зависят от того, попаду я в сборную или нет. Я же относилась к тренировкам крайне ответственно. Бывали случаи, когда, чтобы согнать лишний вес, бегала по ночам, а утром шла в зал. При этом мне постоянно приходилось выслушивать, что я - быдло и должна быть счастлива, что на меня обратили внимание и дали мне шанс».

На заключительный сбор в Минск Мухина приехала с больными от перегрузок голеностопами, коленями, и к тому же у нее началось воспаление суставной сумки кисти. По мнению одного из тренеров, она разбилась потому, что просто недотолкнулась в разбеге той самой, травмированной ногой.

После того как несчастье произошло, одна из тогдашних руководителей сборной СССР сказала Мухиной: «Кто же знал, что тебе было на самом деле так плохо, как ты говорила?».

Впрочем, не знать было выгодно. За гипотетическими олимпийскими медалями Мухиной стояли совершенно конкретные квартиры, машины, правительственные награды и спортивные звания для большого количества людей.

Не знали тогда и о том, что Лена, выходя из гостиницы на тренировку, каждый раз задерживала взгляд на проезжающих мимо машинах, автоматически прикидывая: если броситься под колеса - успеет та затормозить или нет. Примерялась к карнизу за окном гостиничной комнаты и рассчитывала, как должна прыгнуть, чтобы было наверняка. Когда рассказала мне об этом, я в ужасе спросила, почему она не бросила гимнастику раньше?

«Не знаю, - последовал ответ. - Я несколько раз видела свое падение во сне. Видела, как меня выносят из зала. Понимала, что рано или поздно это действительно произойдет. Я чувствовала себя животным, которое гонят хлыстом по бесконечному коридору. Но снова и снова приходила в зал. Наверное, это судьба. А на судьбу не обижаются».

Она действительно никого не винит в том, что случилось. Даже тренера, который уже давно уехал работать в Италию. Вот только до сих пор помнит, как на том самом сборе в Минске, на одной из тренировок в слезах бросив Клименко: «Оставьте меня в покое», услышала: «Тебя оставят в покое только тогда, когда ты разобьешься на помосте!»

Одно из наиболее сильных потрясений я пережила на первом олимпийском балу пять лет назад. Из немногих олимпийцев 1952 года почти никто не мог передвигаться без палочки. В то же время, и это я хочу подчеркнуть особо, ни один из них не жалел о том, что жизнь сложилась именно так, а не иначе. Почему? Потому что большой спорт - это не только профессия. Это еще и наркотик страшной силы.

В клинике ЦИТО вам расскажут невероятные истории. Когда в 1987-м в отделение привезли футболиста Вадима Тищенко, главный хирург Сергей Миронов, посмотрев на коленный сустав, где было в клочья разорвано все, что только можно было разорвать, сказал в кругу коллег: «Дай Бог, если ходить сможет не хромая». В Сеуле Тищенко играл в составе олимпийской сборной СССР, которая стала чемпионом.

Перед Сеулом же - осенью 1987-го - в ЦИТО попал гимнаст Дмитрий Билозерчев. Травма была явно непроизводственной: Билозерчев на большой скорости въехал в столб, в результате чего в месиво превратилась не только машина, но и ноги гимнаста. В нескольких местах были сломаны кости голени, сильно повреждены нервы. Суставы, к счастью, остались целы, но, тем не менее, операция, которую мать и сын Мироновы проводили вдвоем, продолжалась шесть часов. Как вспоминал врач гимнастической сборной Вячеслав Борисов, речи о том, чтобы спасти ногу, поначалу не было вовсе - налицо были все признаки начинающейся гангрены, и врачи обсуждали лишь то, до какого уровня придется ампутировать - выше или ниже колена. В ЦИТО Билозерчева вытащили. На Играх в Сеуле он выиграл золото в командном первенстве, был третьим в многоборье и получил высшие награды на коне и кольцах.

Каждому, кто попадает в ЦИТО впервые, обязательно рассказывают про парашютистку Зину Курицыну. С ней в 1979-м мы лежали в соседних палатах: у Курицыной в ночном затяжном прыжке не раскрылся основной парашют, а открывать запасной было слишком поздно. Она упала на пашню с высоты двух с половиной тысяч метров. Сломала ноги, ребра, позвоночник. В ЦИТО ее привезли в гипсовом корсете, скрывавшем тело почти полностью. В клинике Курицына провела около года. Мы довольно часто встречались. Я, уже выписавшись, продолжала приезжать на процедуры и наблюдала за тем, как уменьшается гипсовый панцирь. Встать спортсменке разрешили, когда в гипсе остались только ноги. Она не смогла простоять и минуты. Еще через пару месяцев, когда вместо гипса Курицыной поставили на ногу аппарат Илизарова, ее прогулки по коридору в сопровождении медсестры стали регулярными. Потом она выписалась и на костылях уехала домой в Рязань. А через несколько лет я совершенно случайно увидела в газете результаты первенства страны по парашютному спорту, где в числе призеров была и Курицына.

Большинство тех, кто когда-либо попадал в ЦИТО, предпочитают лечиться именно здесь. Миронова в свое время одной из первых поняла, что спортивная травма - это совершенно особое дело. Переломы, полученные в спорте, не имеют ничего общего с теми, которые случаются не у спортсменов. «Спортивная» кость - совсем другая. Гипернагрузки делают ее твердой, но чрезвычайно хрупкой. Такими же становятся мышцы и сухожилия. Когда они рвутся, то, бывает, разлетаются в клочья. Нормальному человеку достаточно того, чтобы кости просто срослись правильно. Спортсмену нужна стопроцентная гарантия надежности всех соединений. Иначе - профессиональная смерть.

В ЦИТО не раз бывали случаи, когда хирургам приходилось исправлять последствия «импортных» операций, проведенных неспортивными специалистами. После Игр в Сеуле здесь спасали руку Валерию Люкину, которую гимнаст сломал на турнире в Германии и там же был прооперирован. В Москве выяснилось, что при операции был задет - и вследствие этого парализован - лучевой нерв. После лечения в ЦИТО Люкин выиграл командный чемпионат мира-91 и закончил карьеру только в 1993-м.

В 1988-м в ЦИТО оперировали баскетболиста сборной Сергея Бабенко. Осенью предыдущего года на турнире в Австралии он разорвал ахилл. На хирургический стол Бабенко попал уже через сорок минут после травмы. Но то ли ахилл изначально неправильно сшили, то ли ногу стали слишком рано нагружать, только сухожилие деформировалось и стало полым внутри. К тому же (видимо, для того, чтобы снять воспаление) Бабенко вводили анаболические препараты: в тканях были обнаружены целые кристаллы стероидов. После повторной операции в ЦИТО Бабенко играл и продолжает играть до сих пор.

А вот другую баскетбольную историю в ЦИТО вспоминать не любят. Арвидаса Сабониса привезли с разорванным ахиллом прямо с тренировки из подмосковного Новогорска в пятницу вечером. Успех операции на этом сухожилии напрямую зависит от того, насколько быстро она проведена: чем больше времени проходит после травмы, тем хуже заживают ткани, больше вероятность того, что начнется воспаление. Будь на месте Сабониса любой другой игрок, его, скорее всего, прооперировали бы немедленно - дежурный хирург отделения был на месте. Однако главный тренер сборной Александр Гомельский решил перестраховаться - дождаться заведующего отделением Сергея Миронова. На уши была поставлена вся Москва, но Миронова найти так и не удалось - он уехал на выходные. Операция была перенесена на понедельник.

В понедельник Сабониса в клинике не оказалось. Как выяснилось, в воскресенье вечером за ним заехал один из тренеров сборной Иван Едешко и увез обратно в Новогорск. В больницу (уже не в ЦИТО, а в «кремлевку») Сабонис попал дня через четыре с чудовищным отеком ноги. Еще через несколько дней, по настоянию партийного руководства Литвы, его увезли в Каунас и только через две недели после травмы прооперировали в Центре микрохирургии. Врач ЦИТО Дмитрий Васильев, специализирующийся именно на ахиллах, объяснил мне, что это было еще одной ошибкой: в ахилле нет сосудов, и его шьют всегда целиком, Сабонису же шили ахилл под микроскопом, расщепляя сухожилие на отдельные волокна. Но и на этом черная полоса не закончилась. После того как гипс был снят и баскетболист отправился для восстановления в Палангу, он подвернул травмированную ногу на ступеньке лестницы, разорвав ахилл вновь. Вторую операцию делали в той же клинике микрохирургии.

Первое предложение подписать контракт в НБА Сабонис отклонил именно из-за этой травмы: он предпочел уехать в Европу.

Сейчас, конечно, бессмысленно гадать, как бы мог играть Сабонис, сложись все по-другому. Гомельский уверял меня в том, что карьера баскетболиста абсолютно удачна: он стал олимпийским чемпионом в Сеуле (причем, по мнению тренера, львиная доля олимпийской победы принадлежит именно литовцу), выступая в Европе, дважды признавался лучшим игроком континента, наконец, теперь играет-таки в НБА - в Портленде. И все же меня не оставляет ощущение, что выдающийся тренер, рассуждая об этом, кривил душой: разницу между лучшим игроком Европы и лучшим игроком мира, стать которым Сабонису так и не удалось, сам Гомельский понимает, как никто другой.

В конце 1995 года во время хоккейного матча был серьезно травмирован нападающий «Ванкувер Кэнакс» Павел Буре. С его отцом, в свое время лучшим пловцом-спринтером Европы, Владимиром Буре, мы долгое время выступали в одной сборной команде, были дружны, и, естественно, я позвонила в Ванкувер. Именно тогда я впервые заинтересовалась работой травматологов в Америке.

С тех пор как за океаном поняли (надо сказать, довольно давно), что современный спорт немыслим без травм, а значит, лечить их выгодно, специальность ортопеда резко поднялась в цене. Кстати, бум артроскопии (метода, позволяющего оперировать закрытым способом - через проколы) тоже начался с Америки, хотя первым артроскопическое исследование сделал еще в 30-х годах японский хирург Ватанаба: он ввел в коленный сустав пациента детский цистоскоп (прибор, по устройству напоминающий маленький бинокль) и увидел сустав изнутри. Сейчас методом артроскопии удаляют мениски, меняют поврежденные связки, пришивают оторванные, восстанавливают плечевые суставы после привычных вывихов (раньше после такой операции оставался громадный шрам). Высшим пилотажем считается артроскопическое удаление позвоночных грыж.

Только в США врачей, специализирующихся в ортопедической хирургии, более 10 тысяч. С лучшими (как правило, практикующими в спортивных клиниках) заключают контракты клубы НХЛ, НБА, сборные команды по другим видам спорта. Хирург ЦИТО Сергей Архипов, не так давно побывавший на научной конференции в США, рассказывал, что медицинский офис футбольного клуба «Сан-Диего Чарджерс» оборудован диагностической аппаратурой, какой могут похвастаться далеко не все специализированные клиники.

Одним из лучших в США считается Центр спортивной хирургии в Колорадо, где практикует знаменитый специалист-ортопед доктор Стэдмен. В этом центре сразу после чемпионата Европы по футболу оперировалась треть сборной Германии, практически вся женская гимнастическая сборная США, включая абсолютную чемпионку мира Шэннон Миллер и Керри Страг, горнолыжник Марк Жирарделли. Здесь же лечилась после ножевого ранения в спину известная теннисистка Моника Селеш.

Павла Буре оперировал в Ванкувере ведущий хирург-ортопед Канады Расс Дэвидсон, который уже много лет является штатным врачом «Кэнакс». Кроме непосредственной работы в клинике, в обязанности каждого штатного врача входит присутствовать на всех, включая выездные, играх, а также тестировать всех игроков, которые попадают в команду с драфта. Если игрок прошел тестирование, но не выдержал тренировочных нагрузок и травмировался по этой причине - вся ответственность лежит на враче и именно ему предъявляет претензии страховая компания. Когда, помню, я спросила Буре, есть ли шанс увидеть его в составе «Ванкувера» раньше, чем прогнозировали врачи, тот засмеялся: «Кто же меня на лед выпустит? В НХЛ слово врача - закон».

В тех советских и бывшесоветских сборных, с которыми за годы выступлений и журналисткой работы мне приходилось сталкиваться, врач был абсолютно бесправен. Впрочем, и квалифицированных специалистов всегда можно было пересчитать по пальцам. Один из них (по понятным причинам, я избегаю называть имя и вид спорта) говорил: «Каждый раз, обезболивая травму, вместо того чтобы немедленно отправить человека в больницу, я чувствую себя преступником».

Я попросила врачей ЦИТО назвать мне хоть несколько примеров, когда тренер был бы заинтересован не в том, чтобы как можно быстрее вернуть спортсмена в рабочее состояние, а в том, чтобы вылечить его полностью. Мне назвали только одно имя. Борис Васильевич Пилкин - тренер гимнастки Светланы Хоркиной, которая стала олимпийской чемпионкой в Атланте. Разрешение готовить гимнастку по индивидуальной программе стоило Пилкину инфаркта.

Когда известный голландский футболист Марко ван Бастен сломал наружную лодыжку, его оперировали трижды и лечили в общей сложности более двух лет. У нас, как заметил один из медиков, практикующих в футболе (опять же с просьбой об анонимности), после подобных травм игрока выгоняют на поле месяца через два-три. Главный тренер в сильной команде или клубе почти всегда диктатор, его распоряжения не обсуждаются. Впрочем, оказавшись за бортом, спортсмен сам рвутся вернуться как можно раньше, чем бы это ни грозило его здоровью в дальнейшем: во-первых, на его место, как правило, всегда есть несколько претендентов, а во-вторых, та символическая стипендия, которую получают атлеты в большинстве видов спорта, меньше всего рассчитана на то, чтобы на нее жить.

«Группы риска» во всех странах практически одинаковы: гимнастика, футбол, баскетбол, легкая атлетика. Но при этом статистика самих травм в Америке заметно отличается от российской. У нас врачи чаще всего сталкиваются с повреждениями мышц, связок и сухожилий. В США на первом месте идут повреждения суставов, затем - всевозможные переломы и только после них - травмы мышц и сухожилий, профилактике которых в США придается особое значение. В каждой американской сборной (в том числе и по нетравматически видам спорта, таким, как, например, плавание) есть тренер по атлетизму. Врач сборной сам подбирает бригаду специалистов, среди которых в обязательном порядке - физиотерапевт и массажист. Колоссальное значение придается тренировке сосудов. У нас же послеспортивный варикоз - самая обычная вещь.

О страховке я не говорю вообще. За границей без страхового контракта ни один гимнаст не будет допущен в зал, горнолыжник - на трассу, фигурист или хоккеист - на лед. В случае травмы, полученной на тренировке или в соревнованиях (если, не дай Бог, травма эта становится причиной инвалидности), спортсмен автоматически получает компенсацию, обеспечивающую его до конца жизни. С другой стороны, в каждой страховой компании есть эксперты, которые тщательным образом проверяют каждую выплату. Если травма стала следствием того, что были нарушены рекомендации медиков, деньги будут взысканы с виновного через суд.

Елена Мухина была признана инвалидом тоже через суд - в 1981-м, через год после травмы. Ее пенсия по инвалидности составляет немногим более трехсот тысяч рублей. А с недавних пор она получает еще одну пенсию. Президентскую.