Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Президент федерации бобслея и скелетона России Елена Аникина делится в эксклюзивном интервью RT подробностями своего визита в Китай на предолимпийскую неделю и рассказывает, чего ждать от российских атлетов на Играх-2022

— Несколько дней назад вы вернулись из страны, которая в связи с пандемией имеет репутацию самой закрытой страны в мире. Что такое Китай образца 2021 и к чему надо быть готовым тем, кто туда поедет?

— У меня к Китаю свое особое отношение с тех самых пор, когда президентом ОКР был Александр Жуков. В рамках своей работы в Международном Олимпийском Комитете он возглавлял оценочную комиссию, которая решала, отдать Игры-2022 Пекину, или Алма-Ате. И так сложилось, что я сопровождала его во всех этих поездках и наблюдала, как китайцы ведут борьбу за право принять у себя зимнюю Олимпиаду. Уже тогда было понятно, что Китай – это очень высокоорганизованная страна, которая если за что-то берется, то все делает в рамках утвержденных правил и инструкций. Но, если ты выходишь за эти рамки, должен быть готов к тому, что упираешься в стену, и все последующие вопросы решаются очень тяжело. Особенно актуально это стало сейчас, в условиях пандемии. Несмотря на то, что Китай признаёт наши вакцины «Спутник» и «Вектор», по правилам страны, если ты не отбыл три недели карантина, считаешься потенциально заразным. Соответственно с нами обращались, как с людьми, которые способны заразить всю страну. И ощущаться это отношение начинает уже при посадке в самолёт.

— Каким образом?

— Ты садишься в самолет Air China, и вокруг тебя люди в скафандрах. Словно находишься в каком-то фильме ужасов: кругом радиация, инфекция, и не понятно, чего ждать дальше. Одновременно с этим было чувство жалости: мало того, что люди сидят в комбинезонах с затянутыми капюшонами, поверх надеты очки, маска, защитный экран, резиновые перчатки, которые скотчем примотаны к их телу. И девять часов полета.

— Что происходит с иностранными пассажирами после прилёта в страну?

— В аэропорту всё огорожено, сопровождающие в спецодежде водят каждого из прибывших по разным стойкам, одновременно контролируя, чтобы строго выдерживалось расстояние между людьми. Фотографируют, проверяют все бумаги, QR-коды, и последняя инстанция — ПЦР-тест.

— Как образно выразилась одна из ваших спортсменок, садишься в кресло, и тебе втыкают щуп прямо в мозг.

— Это действительно было очень больно и глубоко. У многих кровь из носа текла, у всех без исключения — слезы. Жесточайший тест. При этом я жутко переживала, что кто-то из наших ребят окажется с положительным результатом. Поэтому мы, помимо тех пунктов тестирования, которые были указаны на сайте китайского посольства, за неделю до вылета сдали ПЦР-тест в одной лаборатории, а через несколько дней — в другой. В Новогорск к нам дополнительно приезжали медики из ФМБА, которые протестировали всех спортсменов плюс — взяли кровь на антитела. У одного из членов команды, кстати, тест оказался положительным, и мы были вынуждены оставить человека дома. Но самое главное, что мы прилетели в Пекин, и ни у кого не было ничего обнаружено.

— Как выглядит карантин по-китайски?

— Приезжаешь в отель, тебя заселяют в номер. Там уже всё готово, всё очень четко в рамках того, что должно быть. Ты нигде не стоишь, не ждешь, никаких очередей, всё очень цивильно. До результата сданного в аэропорту теста все сидят по своим комнатам, потом можно выйти на обед или ужин. При этом, у тебя в номере сухой паек, какие-то булочки, бананчик. Но нет ни кофе, ни чая. Первые пять дней в отеле мы пили только теплую воду с лимоном. Представляете, Китай без чая? Я до сих пор не могу понять, как такое возможно. Плюс была запрещена доставка в отель чего бы то ни было. Весь отель был окружен полицией, и территорию не мог покинуть ни один человек.

— И так — всё то время, что шли соревнования?

— К концу второй недели пошли некоторые смягчения. В отеле открыли что-то типа магазинчика, где можно было купить средства гигиены, воду, кока-колу, какие-то чипсы и даже пиво. Совершать покупки разрешалось только по кредитной карте. Я пыталась поменять в отеле деньги, от меня шарахнулись. Деньги, видимо, в руки брать запрещено.

— Олимпийское тестовое мероприятие подразумевает, что это — генеральная репетиция ОИ.

— Да, это так. Я поговорила с одним представителем оргкомитета, который очень во многих вопросах нам помогал во время поездки, и он подтвердил, что на Играх всё будет точно так же. Та же система «пузыря», та же невозможность поболеть за свою команду на других соревнованиях. И карантин три недели с ежедневным тестированием. Правда, уже не таким болезненным, как в аэропорту.

— Сейчас много говорится о том, что спортивные объекты Олимпиады-2022 недоступны для большинства тех, кто будет на них выступать. Ваши подопечные эти трассы опробовали. Каковы впечатления?

— Каждая санно-бобслейная трасса – это отдельное сооружение со своими особенностями. Пекинская трасса, как мне объяснили тренеры, отличается тем, что в ней, во-первых, есть круг, по которому должен проехать пилот. Это довольно опасное место, где можно сильно потерять скорость. А, во-вторых, под конец трассы есть участки, когда ты едешь чуть ли не наверх. Скорость на этих участках падает жутко. При этом все спортсмены в один голос говорят, что трасса интересная. Главное к ней приспособиться.

— Не интересовались, почему бобслею и скелетону повезло больше, чем тем видам спорта, где тестовые соревнования были отменены?

— Мне кажется, основная причина здесь в том, что бобслей и скелетон, так же как сани, это такие виды спорта, где ехать по новой трассе, предварительно её не изучив, просто опасно для жизни.

— Насколько мы находимся в равных условиях с лидерами, с точки зрения технической экипировки?

— Покупаем мы однозначно самое лучшее и самое дорогое. Но это, к сожалению, не гарантия успеха. Нельзя быть уверенным, например, в том, что немцы для своих спортсменов не делают что-то особенное.

— А есть основания полагать, что делают?

— Вполне возможно. В Китай, например, из Германии вместе со спортсменами и тренерами приехали техники и инженеры, которые делают бобы и скелетоны. Разместили все машины в специальных гаражах, куда никого не подпускали, после каждого заезда что-то там дорабатывали. Такого мы себе позволить не можем. Хотя у нас сейчас немецкий тренер (Дирк Матшенс — RT).

— В чем преимущество такого специалиста перед отечественными?

— Во-первых, у него есть свои скелетоны. И он предлагает нашим спортсменам использовать его технику, которая сделана с учётом всех официальных требований. То есть, Дирк не только тренер, но в какой-то степени инженер: на соревнованиях точно знает, как лучше поставить коньки, подогнать ручку, сделать по просьбе спортсменов что-то ещё. Лена Никитина в прошлом году завоевала бронзу на его скелетоне на чемпионате мира. В любом случае, я очень довольна работой Дирка, и благодарна ОКР за то, что он нам его финансирует. Нам вообще в этом году очень помогли и Минспорта, и ЦСП. Ведь что такое добраться до Китая. Это ж не просто билеты купить. А технику довезти? Это безумные затраты. Безумные. Ну, ладно, есть чартер, который организовывает Международная федерация. Но нам ведь пришлось всю технику отправлять в Европу, а оттуда транспортным самолетом — в Китай. В специальных контейнерах. Ведь так просто не загрузишь эти бобы. Плюс, я очень просила Минспорта и ЦСП, чтобы нам дали возможность отправить в Китай максимально возможное количество спортсменов и тренеров.

— Два года назад вы пришли в вид спорта, где на руководящих позициях всегда были суровые брутальные мужчины. Насколько тяжело было добиваться авторитета?

— Это зависит от того, какие ты ставишь цели. Я прекрасно понимала, что моя первостепенная задача в том, чтобы выступать не специалистом, а неким кризисным менеджером. Найти финансирование для содержания федерации, выстроить отношения со всеми структурами, с международной федерацией, репутационно подняться на должный уровень. С этой задачей я справлялась в своей жизни не раз, и, в этом плане, мне сложно не было. По ходу вникала во все нюансы, много общалась с тренерами, со спортсменами. В тренировочный процесс я стараюсь не влезать — для этого есть тренерский совет.

— Что на ваш взгляд более весомо в сугубо технических видах спорта: человек, или, все-таки, техника?

— Когда на финише счёт идёт на сотые доли секунды, от техники очень многое зависит. Но я все-таки думаю, что человек. Потому что скорость на старте, огромное значение. А она не от боба или скелетона зависит, а от того, как ты разогнался. Плюс пилот, который должен уметь управлять тем же бобом. Я, если честно, вообще не понимаю, как пилотам удаётся ровно сидеть и при этом держать под контролем все свои действия. Когда я первый раз рискнула прокатиться в бобе, по-наивности думала, что по сторонам буду смотреть, как на американских горках. А меня вдавило так, словно несколько тонн на спину положили — головы поднять не могла. И каждая трасса — это как отдельное искусство. Ты должен съехать определенное количество раз, чтобы иметь шанс на высокий результат.

— Иначе говоря, преимущество собственного поля у китайских спортсменов может оказаться весомым?

— Оно, безусловно, будет. Китайцы уже второй год тренируются на своей трассе и точно знают все её нюансы, включая состояние льда. В нашем виде спорта это важно. Вот, например, сейчас на соревнованиях по скелетону мне сказали, что все готовились к холодному жесткому льду. Но китайцы почему-то стали как-то иначе этот лед морозить, и он был мягкий. И сразу стало понятно, что коньки не те поставили, скорость была не та, да и в повороты на мягком льду надо въезжать по-другому.

— На фоне всех сложностей подготовки к Играм в условиях пандемии, я с большим интересом прочитала о том, что с российской сборной уже какое-то время тренируется спортсмен из Ганы. И у меня возник вопрос: какой вообще может быть в Гане скелетон, а главное, зачем это сотрудничество нужно вам?

— Начнем с того, что в наши планы вообще не входило учить Африку кататься. Этот мальчик приехал на Интеркубок, который проходил в Сочи, подошел ко мне на соревнованиях и сказал, что он первый представитель африканской страны, которая собирается участвовать в Играх в нашем виде спорта, что у него имеются хорошие спонсоры, соответственно, нет никаких финансовых проблем. И он ищет страну, которая позволила бы ему принимать участие в тренировках сильной команды. Меня это так поразило самой идеей, что я подумала: почему бы нет? Почему бы нам действительно не расширить географию своего вида спорта? Был же в бобслее пример принца Альбера? Да и команда у его страны всегда была сильной, несмотря на отсутствие в Монако зимы и снега.

— Вы хотя бы мысленно рисуете себе вариант выступлений команды в Пекине, который устроил бы вас, в плане результата?

— Не люблю делать прогнозов. Но, если честно, не очень верю в медали в бобслее. Молодежь наша еще не раскаталась. Бороться за попадание на пьедестал, причём, как в двойке, так и в четверке, может разве что Ростислав Гайтюкевич. Все остальные – это первая «десятка». Хотя я всегда помню о том, что есть чудеса, есть удача, верю в это. Хочется, безусловно, чтобы удача была на нашей стороне, чтобы нам повезло, но на этом нельзя строить расчёты. А вот в скелетоне, считаю, Лена Никитина и Саша Третьяков могут побороться за самые высшие награды.

— Применительно к скелетону эти два имени на слуху уже много лет. У федерации нет планов по раскрутке Никитиной и Третьякова, как людей, определяющих лицо вида спорта, как ролевых моделей для совсем молодых мальчишек и девчонок?

— Они и так у нас самые популярные. Принимают участие в каких-то передачах, конкурсах, активны в Инстаграме, дают очень много интервью. Я, в этом плане, никак не вмешиваюсь: боюсь отвлечь людей от тренировочного процесса. Но вообще тема интересная. У нас на одном из конгрессов делала доклад маркетинговая компания «Инфрант», которая работает с Международной федерацией бобслея и скелетона — по популярности спортсменов в соцсетях. И я просто смеялась, потому что по их данным лидирующие позиции занимают не братья Дукурсы, которые на протяжении многих лет являются фаворитами едва ли не всех турниров, а наша Юля Канакина. Потому что она красотка, и она из балета.

— А вам не кажется, хотя бы иногда, что большой олимпийский спорт как бы изживает себя? Героями в нём всё чаще становятся люди, которые ничего не выиграли, но максимально раскручены в соцсетях, как та же Дарья Клишина в лёгкой атлетике. Получается, что самопожертвование и выход за рамки человеческих возможностей уже не востребовано. И вот-вот возникнет вопрос: а кому это вообще нужно?

— Мне кажется, никакая искусственно раскрученная звезда никогда не сравнится с популярностью тех, кто реально завоевывает олимпийское золото. Поэтому спортивные достижения — они всегда будут вызывать восхищение, в любом виде спорта.

— Ну, и заключительный вопрос. Когда у вас появятся и подрастут внуки, отдадите их в бобслей, или в скелетон?

— Детского бобслея не существует. А те, кто начинает заниматься в более взрослом возрасте, приходят из самых разных областей, как и в скелетон. В этом, считаю, и заключается уникальность наших видов спорта. Та же Юля Канакина, как я уже сказала, пришла в скелетон из балета. Лена Никитина — из женского футбола. Алексей Воевода в своё время пришёл в бобслей из армрестлинга. Есть ребята из баскетбола, из лёгкой и тяжёлой атлетики, отовсюду. То есть, любой спортсмен, у которого где-то не заладилось, имеет шанс прийти к нам и показать суперрезультат. Своих, конечно, я бы не отдала в такой жесткий вид спорта, скорее, в бальные танцы.. Хотя, если им захочется, то как демократичная мама и бабушка, буду только помогать.